Мон княже Масе,
и всем иным,
рассеянным
в пространстве,
сладимым, словно горний дым,
нерасчленимым в массе.
* * *
Может быть, он уже даже спит.
И над ухом не дремлет москит.
Он уже, может быть, сгоряча
Превратился в сову иль сыча.
Кычет вреху в сосновом бору -
Я теперь никогда не умру!
"Мне, сполимши отчаянья гать,
На оленьей лопатке гадать..."
А на кости, на тверди оленьей
Угадается путь поколений.
Житиё-бытиё на кости -
По прожилкам меня пропусти!
И куда они нас завезут?
За бикфордовый, фьёрдовый жгут?
Ни взорвать его и не спалить.
- Слишком тонко сплетённая нить.
Обвивает, как хоботом слон,
И сажает в остылый вагон.
Там теплушки носами клюют
И умершему спать не дают.
Спи, мой княже!
Столь редкостный сон
Подсермяжит колёс унисон.
Отходи. Прочь. Ничтоже сумняшась...
Фараон. Фараон. Фараон.
Ах! Какая же дикая тяжесть
В озвучании стихших времён!