Рядком у оконца сидят белошвейки,
Опрятные ушки и чистые шейки,
Одет белый шелк на дубовые пяльцы,
Порхают как птички изящные пальцы.
Читает одна из Эмилии Бронте,
Что бедных девиц тоже любят бароны
И грезят девицы, иголкой колдуя,
О графской усадьбе в предместьях Падуи.
О платьях парижских и шляпках пернатых,
Об изумрудах, рубинах, агатах
О муже-скитальце с печалью во взоре
О свадебном платье в искристом узоре.
О детях глазастых в упругих кудряшках:
О мальчике в папу и дочках-близняшках.
О блеске богатом колонного зала
И прочем, о чем им мечтать не пристало.
И можно продолжить историю грустной:
Кого-то взял в жены ямщик или грузчик,
Какая-то стала бордельной певицей,
Какая-то встретилась с жутким убийцей,
Какая-то стала графини служанкой,
Какая-то стала простой содержанкой.
И жили, смеясь иль считая копейки,
Вздыхая, как были они – белошвейки.
А можно продолжить историю сказкой:
Нашелся для каждой виконт и лорд-канцлер,
И жили они, располнев без печалей,
Сходясь раз в неделю все вместе за чаем.
И вспоминали, грустя на скамейке,
Как были когда-то они белошвейки.
Но лучше закончить историю тут же,
Пока расшивают девицы подушки,
Ведь хоть и заманчиво быть герцогиней,
Женой ямщика, виконтессой, графиней,
Служанкой, актрисой, бордельной певицей,
Все ж лучше всего - быть упругой девицей.