Почему-то перед этой фотографией в зале задерживалось необычайно много людей, и созерцали ее необычайно долго. Хотя выставка показывалась уже месяц, и весь город пересмотрел ее много раз – даже по местному телевидению, в газетах, на разных плакатах... Некоторые фотографы уже сняли работы, другие - продали свои шедевры... А поток зрителей не прекращался – заходили, сидели, молчали, уходили, и ... возвращались.. Никто не мог толком сказать – что тут такого? – Ну, ночь... Ну, свет фонарей... Ну, туман... И что?!..
Было что-то притягательное в этом ночном тумане, который фонари пытались рассеять. Какой-то странный, зимний коктейль – в равных частях смешали таинственность, безвыходность и надежду, добавив три капли эротического беспокойства. Соломинка уличного фонаря взбалтывала эту смесь и манила лично попробовать глоток странного фото-дурмана...
В углу зала, на диванчике сидела женщина, автор фотографии. Никто в это не верил. Ее очевидно рано поседевшие волосы и уставшее лицо совершенно не намекали, что такое сонное существо могло бы увидеть такую ночь. И даже снять... Это было именно так! Она бы не сняла, хотя видела… не раз...
Недавно, ночью, во время разговора со своим сердечным другом, она как-то прозрела, что нет тяжелее камня, чем облачко надежды. И правда, они уже сто лет летали друг к другу, и все еще не долетели до берега своей встречи. Но все говорили, как однажды, глубокой зимней ночью, в тумане, она сойдет с ночного поезда и позвонит ему с вокзала. И он добежит босиком по снегу, потому что никак не дождется такси.. И секунды на одевание будут самыми дорогими секундами жизни, потому что они будут отделять его от нее... И как всегда, после этого они ушли к себе, она – видеть свои необыкновенные сны, а он – читать свои необыкновенные книги.
К половине третьего, в разгаре своего очередного сна, в котором гладила по головке уснувшую на цветке яблони бабочку-махаон, она услышала нетерпеливый голос сына: „Мама, мама, иди быстрей!” „А что случилось?” „Иди, нужно снять туман...” Она сбросила с себя одеяло, взяла камеру с его руки, и оба бросились к окну детской... Открывая, даже не думала, что на улице минусовая температура, а у нее воспаление легких давало какие-то посторонние эффекты. Зная маму, мальчик не удивился. Давно восхищался азартом матери, когда она рассказывала истории своих фотографий. Но случилось что-то странное: Его мама как-то долго смотрела на улицу, попросила принести очки, но так как не надо было включать свет, он их не нашел... Она не упрекнула, и не стала объясняться. Смотрела на стекающий по домам туман, ласкающий горячие фонари, на лучи света, проникающие в его мягкое тело, на белую простыню заснеженной ночи, ... улыбнулась как-то внутренне, поласкала камеру и.. сняла... только один кадр. Потом сказала, что очень холодно, и ушла спать. Точнее, уплыла, оставив, как всегда, тонкий запах своего мыла… Он умолял ее сделать еще несколько кадров, мало ли что.. Нет, ни за что... „Тебе это не нужно, мальчик мой... И мне - тоже...” – уже по ту сторону сна отвечала она.
... А потом он часами смотрел завороженно эту молочную ночь… Стал рассылать ее всем своим знакомым. Ему посоветовали показать фотографию на выставке.
И когда организатор позвонил и потребовал, чтобы она быстренько придумала название фотки, Ласкающая Ночные Махаоны устало спросила: „А Вы умеете смотреть медленно?".
=
http://classic-online.ru/archive/?production_id=463 - Chopin - Nocturno