Описанные события основаны на документах и воспоминаниях очевидцев.
Художественный вымысел сведён автором к необходимому минимуму.
1.
Жаркий червень обвёл лёгкой дымкою
Малороссии сказочный лик.
Тихо дремлет в тени под рябинкою
Тридцатисемилетний старик.
Костоломку от мартовской сырости
Греет ласково солнечный свет;
В долгом сне кратковременной сытости
Бродят образы прожитых лет.
Свежесть прелести жизни утраченной
Проступают сквозь памяти мрак:
Жил когда-то в селе на Полтавщине
Добрый хлопец Данило Щербак.
С батькой летом парнишкой-проказником
Пас господских коней табуны;
Щупал девок, махался на праздниках
И за словом не лазал в штаны.
Он штыком на Германской распарывал
Вражье брюхо во славу царя;
Пусть наградою бог не пожаловал,
Но не дал и загнуться за зря.
А в февраль, наплевав на достоинство,
Драпал с фронта в деревню свою,
Чтоб в гражданку с петлюровским воинством
Грудью встать за отчизну в бою.
Но разбились мечты незалежности,
Словно крынка о каменный пол.
И опять с дальновидной поспешностью
Дезертировал ловкий хохол.
И осел на землице поделеной
Помышляя хозяином стать -
С головою работнику дельному
Не в помеху радянськая власть!
Выбрал в жёны красавицу Ганнушку,
Справил хату, наделал детей.
Помогли золотишко и камушки -
От погромов военный трофей.
С жинкой вывели пару пацанчиков,
Дочь-смуглянку; на скотном дворе
Два коня, вол, коровы, кабанчики
Кот на печке да пёс в конуре.
11.
Восемь лет работяга старается
Угодивши в свою колею;
Сыт и пьян, и напрасно не жалится -
Жизнь как песня в крестьянском раю!
Но закончились годы хорошие;
Обозлился за что-то ЦеКа
И сорвался с высот хищным коршуном
На натруженный горб мужика.
Как в гражданскую душит поборами,
Чуть не так - за рукав да в острог,
А однажды степными просторами
Увезли кулаков на восток.
Как овец, не спросивши желания,
Посогнали в колгоспы народ,
Да велели на общем собрании
Сделать личный общественным скот.
"Не отдам животину я родную!
Чай, её не для дяди вскормил.
Эдак смертью подохнем голодную!" -
Рассуждал, сокрушаясь, Данил.
Поутру мужики по окрестностям
Потрошили волов и свиней,
И по всей по стране в сельской местности
Забивали скот несколько дней.
Через сутки примчались каратели;
За вредительский этот изъян
Посадили в тюрьму председателя
Да сослали десяток селян.
Хоть расправу правителей яростных
Мимо прочих крестьян пронесло,
Но склонилось под игом безжалостным
Забузившее было село.
В леднике от судьбины не спрячешься,
Плетью обуха не прошибёшь.
Жить-то надо - идёшь и корячишься,
Получая лишь ломанный грош.
От нарядов колхозники морщатся,
На делянках сидят да смолят;
Им не больно-то, видно, и хочется
Насаждать коллективный уклад.
21.
Нету смысла работать за палочки,
Лучше вмазать стакан - и на бок;
Да бывает, под пьяную лавочку
Скоммуниздишь пшенички мешок.
Года два тихо время отмерило.
Без ухода и должных кормов
Постепенно остатки похерили
И овец, и коней, и коров.
На собраниях партию славили,
Влада ж в серпень несчастных селян
Сдать зерно в элеватор заставила
Не оставив и горсти семян.
"Тут в райкоме решение принято -
Разъяснил председатель вопрос, -
Мол, на чёрные доски какие-то
Собралися повесить колхоз".
И видения чудились стремные
Мужику по дороге домой:
На воротах - лафеты смолёные,
На лафетах - верёвки с петлёй.
"Будет влада опять отоваривать -
По деревне слушок пролетел, -
Собрались поголовно обшаривать,
За укрытие хлеба - расстрел!"
Чтож, колхозники - люди не жадины,
Знают - власти не любят шутить.
Всё, что было за лето украдено,
Поспешили в реке утопить.
Только попусту люди расстроились:
Бог отвёл почему-то беду.
Наверху, знать, чуток успокоились,
Передумав плодить нищету...
Знать бы глупым, какие лишения
Надвигаются к ним на район;
Съели с голода в пору осеннюю
И собак, и котов, и ворон.
А Данилу и вовсе замаяло:
Как запасы он выбросил прочь,
Сразу жинка забот поприбавила -
Родила недоношенной дочь.
31.
Еле прожили дни серой слякоти
Растянув на трёхмесячный срок
За гуменником спрятанный загодя
Тёмной ночью последний мешок.
Щедрый грудень с размахом купеческим
Белой грудой закутал поля;
Людям в снеге с заботой отеческой
Безмятежное счастье суля.
Губит первыми слабых и маленьких
Смерть в эпоху суровых годин;
Хмурым утром преставилась Галенька
У пустой материнской груди.
Для последнего дочке пристанища
Раскурочен ненужный сусек.
И под утро Данило на кладбище
Разгребал свежевыпавший снег.
А потом без стола поминального
Сокрушенно четыре часа
Просидели у печки печальные
В пол уставив понуро глаза.
Злобный сичень, как Ирод безжалостный,
Всё живое морозом сечёт
Продолжая игриво и радостно
Мартиролога долгого счёт.
Беспрерывно глистой шевелящейся
В голове продолжало свербеть -
Сколько ж времени людям томящимся
Остаётся до смерти терпеть.
И Данило смекнул - надо полностью
Срочно жизни уклад поменять,
Чем лежать на скамейке в готовности
Неизбежную участь принять.
Поделился с супругою думою;
Ганна всхлипнула, тронув висок,
И сказала с гримасой угрюмою:
"Будь, что будет! Храни тебя Бог!"
Ближе к ночи одела мать младшего
Дрожь в коленках пытаясь унять
"Собирайся, Иванко. С папашею
В рощу хворост пойдёшь собирать".
41.
Взяв за ручку в неловком молчании
Примерялся к коротким шажкам,
Словно снова повёл на заклание
Исаака седой Авраам.
Вот до места дошли. Настороженно
Бросил в стороны пристальный взгляд.
Жалко, в этих кустах замороженных
Заплутавших не видно ягнят...
Коченеют конечности в холоде
И Данило, зубами стуча,
Помолившись - "Помилуй мя, господи!", -
Рубанул что есть мочи сплеча...
Утром в хате детишки хихикали
Как бубенчиков тонкая медь,
Подглядев, как на кухне мурлыкая
Мамка стряпает смачную снедь.
Но уже на сочельник крещения
Провиант незаметно иссяк,
И обратно вернулись мучения
С новой злобой пытая бедняг.
Лютый месяц ветрами свирепыми
Лютым зверем тоскливо завыл
Вырывая под чахлыми вербами
На погостах кресты из могил.
Ослабело село от бескормицы,
Уж давно православный народ
Не хоронит, как изстари водится,
А выносит на снег в огород.
По району, боясь эпидемии,
На субботники стали сгонять -
Чтоб земле в пострадавших селениях
Всех усопших немедля предать.
Деться некуда - волей-неволею
Доходяги жмуров как могли
До полудня ломами и кольями
Отбивали от мёрзлой земли.
Зашвырнули колхозники трупы все
В близлежащем овраге на дно
Рядом с местом, где минувшим вереснем
Потравили с испуга зерно.
51.
Рядом в хате - двенадцать покойников,
А вечор околел сам сосед,
Но осталась жива донька Оленька,
Чистый ангел тринадцати лет.
На субботнике в первую очередь
Долг соседский исполнил Данил:
Вывез мёртвых в овраг, ну а дочери
Жить с семейством своим предложил.
Приютили сиротку из жалости;
Только как оглоедку спасти,
Коль своих ограждаешь и в малости,
А в амбаре - шаром покати.
Делать нечего - треба избавиться.
В горле кость Щербакам лишний рот;
И на пятницу съели красавицу,
Так и так - всё равно ведь помрёт!
Тут Данило допёр: полно маяться!
Подыхают одни тупари,
А вокруг - горы мяса валяются,
В дом любой заходи и бери.
Прошвырнулся по точкам примеченным;
В первых трёх не сложился расклад,
А в четвёртой кончается женщина;
Вот удача! - ни мужа, ни чад.
Чтоб не рыпалась - вдарил по темени,
Впопыхах на куски раскромсал,
Попихал всё в мешок и под бременем
Облегчённо домой пошагал.
С той поры раз в неделю Данилою
Собирается жуткий оброк,
И затем его жёнушка милая
Ставит в печку с едой котелок.
И, довольно рыгая при случае,
Он протягивал к северу шиш:
"Украинцы - порода живучая,
Их на досках вот так не сгноишь!"
Благодать на селе, чисто вольница!
Председатель тихонько съюзил
Отдохнуть в Мелитополь к любовнице,
А у прочих шпионить нет сил.
61.
Спортил березень шляхи распутицей,
Тёплый квитень вдогонку спешит -
Собирается высушить улицу
И добавить жестоких обид.
Голод, голод над сёлами серыми
Чёрным вороном каркает зло
Разглядев за холодными стенами
Зорко падали вкусной число.
Как их много, опухших и скрюченных,
На печи, на полу - всё равно,
Духом сломленных, телом замученных
И застывших трухлявым бревном.
Хаты-склепы в угрюмом молчании
Приоткроют зловещий секрет:
Если смрадом запахло от здания -
Значит, в хате живых больше нет.
Сладким газом насквозь пропитаются
От хозяина утварь и сруб;
И никто выносить не пытается
До костей разложившийся труп.
А среди издыхающей скудости
Как в пустыне прекрасный мираж
Процветает житейскою мудростью
Хлебопашец находчивый наш.
Так и впредь бы им жить обстоятельно,
Кабы чёрт к Щербакам не занёс
Возвратившегося председателя
От шалавы обратно в колхоз.
Этот сразу почуял недоброе,
Посмотрев на беспечных ребят:
Все валяются в хатах чуть тёплые,
Здесь же хари от жира блестят.
До субботы Данило прикидывал,
Как спастись от глазастых таких -
Вот бы где подстеречь и прибить его,
Да вину бы взвалить на других.
Но опять Щербака провидение
Сберегло от опасных забот:
Взяли ворога на воскресение,
Как сказал гэпэушник - в расход:
71.
"Вас, баранов, отвадишь от дикости
Лишь ломая пятак пятернёй.
Если б вожжи ваш дурень не выпустил -
Не страдали б вы этой хернёй!".
Власти нет - вроде радость немалая,
Жить да жить бы прилично, но тут
Лихоманка, досель небывалая,
Доканала страдающий люд.
Обошло Щербаков - что им станется,
Хоть паши на красавцах таких.
Но отныне Данил опасается
Навещать отходящих больных.
Вдруг прилипнет поветрие мерзкое?
Бережёного бог бережёт,
Трупаков же, естественно, брезгует -
Эту дрянь и собака не жрёт.
И частенько, крестясь пред иконою,
Утешать приходилось родных:
"Видно, Богу мы чем-то угодные,
Раз оставил в живых нас одних!"
Вот и травень былинною порослью
Вышивает зелёный узор
На удобренный дёрн Малороссии
Растилая роскошный ковёр.
Что природе людские лишения?
Мало ль космосу собственных дел!
Быстро тянутся к небу растения
На дрожжах человеческих тел.
Только людям от этакой милости
Нету пользы почти никакой -
Не наешься кленовыми листьями,
Не насытишься свежей травой.
Как опухшим девчушке и мальчику
Успокоить голодные рты
Миской взвара цветов одуванчиков
Да баклагой крапивной бурды?
Пётр не выдержал времени трудного -
Начал батьку пытать своего:
"Раз уж дело такое паскудное,
То, быть может, Оксанку - того?"
81.
Поперхнулся Данило от ярости,
Дал с размаху охальнику втык:
"Как ведь только сказать эти гадости
Повернулся твой сучий язык!"
Но остынув и малость умерив страсть
По-крестьянски мужик рассудил:
Всё же дочкой придётся пожертвовать
Чтоб набраться до времени сил.
Первой ночью пахучего червеня
Мир укрылся таинственной мглой.
Поднял девку отец прежде времени -
"Мол, пойдём-ка, родная, со мной!"
За калитку без тени волнения
Вывел под руку ласково дочь
И привычным коротким движением
Снёс кудрявую голову прочь.
На обед сыну плошку глубокую
Батька выставил, щурясь хитро;
Подвывая, сопливясь и чмокая
Уплетал угощенье Петро.
Облизал языком в миске жадно дно,
Рукавом вытер весело рот,
И заохал визгливо и жалобно,
Сжав ладонями вспухший живот.
Выла мамка - напрасны старания;
Только сырость несёт слёз река
И, увы, не спасти причитанием
Обожравшегося паренька.
Тихо Ганна скулила в усталости
Став седою за ночь словно мел;
А Данило, исполненный жалости,
На неё сокрушенно глядел.
Пётр притихнул; над щёками впавшими
Вилась стайка назойливых мух;
Продристался кровавою кашею
И с шипением выпустил дух.
Тут Данило закончил прощание
И супруге елейно сказал:
"Глянь-ка, мать, сколько нам пропитания
Наконец-то господь ниспослал!
91.
Ну, беги за дровами на улицу,
Пошукай что-нибудь по двору!
Что стоишь, как варёная курица?
Быстро портится мясо в жару!"
Баба вышла. Данило размеренно
Заполнял человечиной стол,
Наступая на лужу рассеянно
Свежей крови натёкшей на пол.
Дело сделано, всё освежевано,
Подустав от житейских забот
Посидел на скамейке раскованно,
А родимая всё не идёт.
Поворчав, грозно выглянул в сени - и
Пред глазами поплыла стена:
На жерди очернённой гниением
Равномерно качалась жена.
Выполз, тын обнимая за колышки,
Сел под кустик в прохладный тенёк.
В небе ласково щурилось солнышко
И приветливо дул ветерок.
Вдруг из шляховой пыльной обочины
Утомлённо, как в тягостном сне,
Тихо вынырнул уполномоченный
На ухоженном сытом коне.
"Эй, колхозник! С тебя причитается!
В центр состав подослали с зерном.
Вам,глядишь, может, тоже достанется,
Дуй живей за бумагой в райком.
Мне б напиться: жара стоит страшная..." -
Обронил, грузно спешившись, он.
Но, шагнув за порог непокрашенный,
Как ошпаренный, выскочил вон.
"Чем, паршивец, ты тут занимаешься?
Уж вконец озверел, сатана!
Щас со мною к оврагу отправишься;
Там получишь, паскуда, сполна!"
И побрёл тот побитой собакою
Меж угодий поросших быльём
Что-то грустно под нос себе шамкая
Об утеренном счастье своём.