что замёрзло, так и не растаяло.
разбирая птичьи письмена,
осторожным рыльцем горностаевым
водит востроглазая весна:
скоропись читает воробьиную
да вороний кряжистый устав,
затирает лапкой всё, что минуло,
оттепели гладь перелистав.
у меня в груди – самой не верится –
завелось неведомо когда
и цветёт черешневое деревце
с колобком кошачьего гнезда.
серый шар пушится и мурлыкает,
выпускает острые лучи,
и следит за бабочками дикими
с высоты садовой каланчи.
погоди зелёное надкусывать,
о заветных снах не говори:
твёрдые смарагдовые бусины
шёлковыми станут изнутри,
обернутся чёрными гранатами,
приоткроют лаковый ларец.
налетят, разлакомясь, пернатые –
реполов, чёчётка да скворец.
миновав запретную околицу
не нарочно, а по простоте,
мелкие воришки успокоятся
в полосатом тёплом животе –
разлетятся пёрышки-кораблики,
только молчаливая листва
незаметно маленького зяблика
спрячет в отвороте рукава.
пробежит по ветке горностаица,
растопорщит усья чуткий кот –
но они вовеки не дознаются,
кто, укрывшись в дереве, поёт
о дождях с повадками неспешными,
ветре, вдетом в лунное ушко,
да о сладкой ягоде черешневой,
до которой так недалеко…