Марина

Юлиана Кубышева
Марина стояла около «вертушки» - проходной своего предприятия, и пыталась сдать в бюро пропусков документы на подпись начальнику охраны. Пятница, вечер. Оставалось сдать бумаги и вырваться на улицу. В зимние сумерки – можно созвониться с подругами и сходить в клуб, можно в кафе. Впереди два выходных – хотелось пуститься в пляс. Но Марине приходилось стоять, и в десятый раз растолковывать вахтеру (довольно симпатичному парню) одно и тоже. Он бы, наверное, давно забрал документы, но ему нравилась Марина, и хотелось подольше задержать ее. Кажется, она сама не знала, как хороша: стремительная, с легкой походкой, тонкие каблуки ее при ходьбе мелодично постукивали. Нежное лицо обрамляли длинные золотистые волосы, которые  красивыми кольцами распадались по широкому лисьему воротнику. Драповое пальто соблазнительно охватывало стройную фигуру.
Она отбросила прядь волос с лица и попросила:
- Ну, Андрей, забери, пожалуйста. Ты все равно здесь до утра, мне бегать и искать твое начальство не хочется.
- А чего за ним бегать, только позвони, что его такая девушка ищет - сам прибежит.
Она надула губки, сделала брови «домиком», и лукаво посмотрела на Андрея, который сидел в будке и мечтательно подперев руками лицо, смотрел на нее.
- Все, разговор окончен, - объявила Маринка, - и положила на стол перед Андреем бумаги.
- Ты так быстро уходишь всегда, - Андрей опустил глаза, будто рассматривал стол.
- Что? У тебя тоска от перспективы сидеть одному в пятничный вечер в большом и светлом здании?
- Гораздо приятнее провести вечер в каком-нибудь злачном месте.
- О, да это приглашение? Я занесу в свой ежедневник, но сегодня-то ты уже приглашен вот этой чудесной вертушкой?
Маринка рассмеялась:
- Пока, пока, я запомню.
На другой вечер она неожиданно встретила Андрея около своего дома:
- Привет.
- Уф, я так боялся, что ты спросишь, что я тут делаю.
- Странный вопрос, ты ждешь меня, - объявила Маринка, - и что дальше?
Она подцепила его под руку, заявив, что так удобней и отправилась в свое любимое кафе.
Объяснение произошло через несколько дней. Андрей стал требовать, чтобы Марина ушла от мужа. Он говорил о какой-то порядочности, на самом деле его просто мучила ревность. Маринка стала избегать его. Кончилось тем, что он заявился домой к Марине. Совершенно случайно она открыла дверь сама. Увидела его на пороге и обомлела:
- Что тебе здесь надо?! – шепотом закричала она, вытолкала его на лестницу и вышла сама.
- Я не видел тебя уже две недели, ты от меня прячешься? Почему ты не отвечаешь на мои звонки? Почему не пишешь мне смски? Ты что, не хочешь со мной больше встречаться? 
- Да.
- Что, да? Что да? Ты завралась! Сколько можно!
- Я не хочу тебя больше видеть, - закрыв глаза, сказала Марина.
Ей хотелось все объяснить, но от объяснений ничего не изменится, только лишние слова. Она молчала.
Он смотрел на нее, как-то по-чужому. Потом повернулся и ушел.

Марина облегченно вздохнула. Какой дурачок, думал, симпатичной мордашкой привлек девушку и женись на ней. Да я пять лет в институте вкалывала, и здесь три года, что бы меня хоть чуточку начали уважать. Мужа выбрала, что бы иметь твердую опору  в карьере, кто может и слово за меня замолвить и мыслишку полезную вовремя подбросить. Нет, парнишка, мы с тобой из разного теста. Да и развод ставит крест на человеке: «не надежный». Нет, скандалов нам не надо. Так размышляла Марина, и была уверена, что права. А через месяц поняла, что беременна.
Поначалу она подумала, что это ошибка. Когда удостоверилась, что все и правда так, то пришла в ужас. Мужу говорить нельзя, он сразу поймет, что ребенок не его. Тогда развод, а на каждой лестничной клетке, в каждой курилке будут обсуждать какая она дура. Все коллеги на работе оденут елейные лица, а за спиной будут шептаться, и строить всякие предположения. Народная молва быстро докопается, где и с кем ее видели. «С вахтером, с вахтером», - будут шептать одни. «С простым вахтером??? – ужасаться другие. Начальник отдела сделает вид, что ничего не знает, но про карьеру можно забыть. Ее выбросят из среды интеллектуальной элиты в «простые», приравняв к уборщице или сторожихе. Тогда ей останется только уйти «по собственному желанию».
Жизнь рушилась из-за одной нелепой ошибки.

В такой обстановке, Марина даже не думала о ребенке. Она думала, что придется идти в больницу на операцию тактично названную «регуляция менструального цикла». Страх заставал ее врасплох. Теперь, после визита к врачу и назначения даты аборта она боялась. Чего - сама не знала. Вся операция под общим наркозом – она ничего не почувствует. И все-таки страх всплывал постоянно: то ее обдавало холодным потом, то начинало сосать под ложечкой, то темнело в глазах.
В больницу она шла, с трудом передвигая ноги. Но все-таки пришла. В приемном отделении суета медсестер и врачей, и страх немного отступил. Женщин, поступивших на аборт, было много. Их переодели, распределили по койкам и стали вызывать. Приводили обратно. Марина перестала следить за происходящим. Она болтала с соседкой. Та рассказывала о своей жизни, еще о чем-то… В общем, ни о чем. Вошла медсестра и вызвала Марину. Она надвинула тапочки и пошла в операционную. Медики делали все быстро и слаженно. Марина и оглянуться не успела, как ей уже сделали укол в вену. Во рту появился неприятный привкус. Медсестра сказала, что это от наркоза. И Марина провалилась.

Она очнулась от того, что рядом был кто-то родной. Марина оглянулась и увидела человека. Было так хорошо рядом с ним. Таким добрым и любимым. Она почувствовала, что этот человек тоже очень ее любит. Такая неожиданная радость – встретить теперь тебя. Наконец-то, смысл жизни нашелся. Такое тепло в душе, такая нежность к нему. Они вместе взлетели под потолок. Марина видела белую плитку на стенах и крашенный известью потолок. Они подлетели к двери, свернули в сторону и двинулись по коридору. Внизу была какая-то суета, но шума они не слышали. Марина была так счастлива, так рада…
Тут отдаленно она услышала грохот. И подумала.
- Это я. Меня хотели поднять, а я упала обратно.
Любимый человек продолжал улетать от нее, а она уже не могла догнать его.
Сознание внезапно возвратилось. Вокруг суетились врачи:
- Очнулась! Очнулась! Как Вы себя чувствуете?
Первое, что почувствовала Марина, это то, что она теперь ПУСТАЯ. И тут, как молния, поразила мысль, что человек, которого она сейчас встретила, был ее ребенок! Марина вскрикнула и снова с грохотом откинулась на кресло.
Любимого, родного человечка она позволила убить! Схватившись руками за лицо, она стала раскачиваться из стороны в сторону.
- Тихо, тихо – уговаривала ее медсестра – все кончилось, пойдемте в палату – полежите.
Марина поднялась и побрела в палату. Теперь смысла не было ни в чем.
Я с ним говорила, а они его убивали! Маленький мой, он же все чувствовал, его разорвали на куски! Он не мог заплакать и сказать, что ему больно! А потом, когда уже умер, пришел ко мне попрощаться!
Она застонала от горя и уткнулась в подушку.
Соседка поняла это по-своему:
- Ничего, девка, скоро все пройдет… Ну, и напугала же ты их – к тебе все сбежались, что-то там с тобой случилось – ты никак очнуться не могла. То ли остановка сердца, то ли еще какая-то ерунда.
В палату то и дело заходили врачи и спрашивали у Марины, как она себя чувствует. Такое ощущение, что ее здоровьем озаботилась вся больница.
- Нормально – механически отвечала она, а в душе творилась буря.
Хотелось кричать на них – молодых и пожилых – как так они ее обманули! Почему не сказали, что он живой! Почему не сказали, что он умрет!
Наконец, не желая здесь больше оставаться, она оделась и ушла.
Пришла с ребенком, ушла с растерзанной душой.
Она думала, что через несколько дней все забудется, и жизнь потечет своим чередом.
Ничего не забывалось. Чем дальше, тем мучительнее становилось горе утраты.
Теперь внешняя ее оболочка жила как раньше, полноценной жизнью, а в душе была боль. Такая сильная, что хотелось кричать. Эта боль не оставляла ее ни на секунду. Просыпаясь утром, она сразу вспоминала младенца, засыпая вечером, помнила о нем. Ей стало безразлично все вокруг, единственное желание вернуть тот момент, чтобы не совершить этой ужасной ошибки.

***************
Марина стояла в душе, прижав руки к груди, и смотрела на капельки воды, сбегавшие по запотевшему стеклу. Она чувствовала здоровье своего красивого тела. Каждый вдох – наслаждение, теплая вода сбегает по коже. Все отлично. И все ужасно. Душа разрывалась. Уж лучше бы боль была физической, тогда можно было бы лечить. Хотелось плакать, или кричать – ничего не помогало. Оставалась острая тоска потери любимого, родного человека, и чувство вины.
От безвыходности ситуации, Марина хотела, было завести другого ребенка, но душа кричала: «Это будет не тот, которого ты встретила тогда!!!» Не тот. Сколько бы ни было детей потом, того – самого любимого - уже не вернешь.
- Глупая! Глупая! Глупая! – она хлопала по стене ладонями, от чего брызги разлетались во все стороны, - Испугалась скандала, карьеру свою пожалела, а теперь ничего нельзя изменить.

Временное облегчение приносило, если она начинала думать о малыше. Он представлялся пятилетним худеньким мальчишкой. Ветер шевелит его чуть волнистые русые волосенки. Марина открывает заднюю дверцу машины, мальчишка забирается на сиденье, кладет руки на спинку сиденья, и смотрит в заднее стекло. Марина садится за руль, и они куда-то едут. Это было так хорошо, так радостно. Но непременно наступал момент, когда мечты заканчивались, и боль в душе становилась еще невыносимей.
Если она видела малыша во сне, то просыпалась счастливой. Боялась открыть глаза, чтобы не разрушить чудесную сказку. Но действительность возвращалась, снова начинала терзать ее.

*************
Мама заметила, что Марина «в депрессии», папа позвонил знакомому психологу. Маринка пришла на прием. Ее посадили на слишком мягкий диван, и женщина-психолог стала расспрашивать о ее жизни. Рассказывать о главном Марина не могла, хотя и так, оказалось, хватало причин для нервного расстройства. Советов было много и все хорошие, не было только совета, как вернуть Маринкиного растерзанного младенчика. После одного из таких сеансов Марина пришла домой. Собрала все деньги, и купила новый телевизор.  Когда телевизор привезли, она вытащила его из коробки, включила и стала смотреть.
Вечером, когда пришел муж, он увидел покупку, начал возмущаться:
- Ты хотя бы мусор в комнате собери!
Марина встала, молча собрала пенопластовые панели, бросила их в коробку, а коробку отнесла в мусорный контейнер на улице. Вернулась, закрыла дверь в комнату и больше оттуда не выходила. Так и уснула перед телевизором. Наутро, она поднялась и быстро ушла на работу. К психологу Марина больше не пошла. Не хотела ходить к подругам, не хотела ни с кем говорить. Теперь она просто не хотела ни о чем думать. Это помогало. Но, как только она оставалась без привычного телебормотания, горе с новой силой наваливалось на нее.
Муж решил, что надо вывести ее из этого состояния. Демонстративно выключил телевизор и принялся беседовать с Мариной. Она слушала, кивала, а как только он ушел, снова впала в свой «летаргический» сон. После нескольких попыток муж заявил, что она «Растение», и отступился.
На работе у нее все было хорошо. Марина погружалась в работу, что бы занять свой рассудок, что бы не думать о случившемся. Вот и сегодня она доделывала расчеты. В коридоре загремели ведра – пришла уборщица. Женщина молодая, но одевалась как-то чудно. Зарплата у нее большая, неужели не может купить себе что-нибудь стильное.
- А-а, Вы здесь еще – со своей деревенской непосредственностью заглянула в кабинет Руфа.
- Я выйду – предложила Марина.
- Ничего, ничего, Вы мне не мешаете.
Она принялась энергично мыть между столами пол. Марина повернулась снова к документам и шумно вздохнула.
- Что так тяжко вздыхаете? – поинтересовалась Руфа.
- Вот расчет готовлю к понедельнику.
- Какой расчет! Завтра праздник-то какой! В церкви надо быть.
- А какой праздник? – приготовилась послушать Марина.
- Троица завтра. Березками зелеными все храмы украсили. На них Дух Святой сойдет. А в понедельник, после службы всем веточки раздадут! А вы работаете без выходных, без проходных.
- А сами что же работаете?
- А как же? Я с утра в храме убиралась, а теперь здесь – не могу же я в День Святого Духа полы мыть!
- Чудно. То нельзя работать, то можно. Как же Вас понять? – Марину забавляла ее наивность.
- Ты меня не слушай. Я глупая. Говорю, сама не знаю чего, прости Христа ради, – заключила Руфа и ушла мыть другие кабинеты.
Марина забыла о работе, отложила ручку. Боль снова терзала ее душу. Она не плакала. Не могла. Только в груди, где рождается звук, словно бы торчал острый нож.
-А что если в церковь пойти, - мелькнула мысль, - может, и правда вылечат они меня?
Она легко поднялась, забрала свою сумочку и пошла.
Летний день теплый, солнце. Или надежда получить облегчение, так вдохновили Марину. Она быстро добралась до церкви. Народу много – неприятно удивило Марину.  Но она послушно крестилась вместе со всеми и кланялась. Было неудобно, волосы лезли в глаза. Тогда она собрала их в хвост на макушке. Служба была долгая – все что-то пели, а ведь Марина пришла не к началу. У нее устали ноги. Но сесть было негде. Она украдкой посмотрела на часы и обомлела – она в церкви всего 30 минут!
Дождавшись окончания службы, Марина обратилась к священнику.
- Что мне делать в жизни как-то все не клеится? Сестра на днях заявила, что я на шее у родителей сижу. Но это же неправда, я сама хорошо получаю. Муж говорит, что я «растение» - не любят меня никто. И что мне сестре ответить, она хочет мою квартиру разменять и себе половину оставить, а с какой стати, у нее и так есть квартира?
Священник задумчиво посмотрел на нее:
- Я ведь тебе квартиру дать не могу.
- Ну, а как мне ей ответить? Она и к родителям приходит, у них требует.
- Постарайся с сестрой общий язык найти, и с мужем.
- Чужая она мне, и муж – не выношу его.
- Кого же ты любишь? – Священник как будто все больше заинтересовывался.
- Маму, папу…подруг – нет, тоже прохиндейки, глядят только где бы денег занять.  – Заявила Марина, и привычно капризно надула губы.
- Мама, папа тебе помогают?
- Нет, только квартиру подарили.
- Значит помогли. А любишь-то ты кого? Кому ты чего-нибудь доброе сделала?
- Что Вы меня эгоисткой выставляете? – Марина начала сердиться – Я к людям хорошо отношусь. Никогда сама ни с кем не ругаюсь!
- Ладно, ладно, - сдался священник, - подготовься к исповеди и приходи.
Марина отошла, и увидела, как к батюшке подходят старушки и кланяются ему.
Ну, вот еще, чего не хватает, кланяться попу – сварливо подумала она и пошла домой. Только выйдя из церкви, она вдруг снова ощутила боль потери! Только теперь она поняла, что во время службы муки, терзавшие ее, отступили! Впервые за последние полгода!
Поэтому-то через пару дней она все-таки снова пришла в церковь, отпросившись с работы.
Она стояла, ожидая священника, и рассматривала иконы. Батюшка вышел из алтаря вперевалку, седой, старенький. Подошел к Марине.
- Вы меня вызывали?
- Да. У меня неприятность случилась, не знаю что делать – Марине было неудобно говорить, стоя посреди церкви. Она ожидала, что ее пригласят присесть, обо всем расспросят, а тут, просто стоит и слушает, как будто она ему про очередь в магазине рассказывает. Но надежда изменить свою жизнь заставила ее продолжать – Меня, мне… так получилось, что мне пришлось сделать…избавиться от ребенка. И теперь мне так жалко его.
И тут Марину прорвало. Она стала рассказывать, сбиваясь и путая все с самого начала. Про беременность, страх что узнают на работе, высокомерие коллег, отношения с мужем, аборт, про свои муки и горе от того, что сделала его. Когда стала рассказывать про убитого ею младенца, слезы потекли сами собой.
- Я же не знала, что он живой, такой же, как мы с вами, что все чувствует! А как он боялся! Несколько дней перед этим у меня такой страх был! Я не могла понять, чего я боюсь, а это он, бедненький, боялся! А потом когда его увидела, он даже на меня не рассердился, только такой добрый был ко мне! Ах, если б только вернуть тот момент, и все исправить!
Впервые за многие месяцы своих мучений Марина заплакала. Поначалу тихонько, потом сильнее и сильнее. Теперь она ничего не могла выговорить, а только всхлипывала и приговаривала: как же так?
Священник стоял, тяжело опустив голову, наконец, он глухо проговорил:
- В средние века страшная казнь была – четвертование. Самых отпетых негодяев ей казнили, а мы сейчас ужасаемся, какая это дикость. И не ужасаемся, что современные женщины казнят такой казнью своих детей. По доброте своей, «чтобы не плодить нищету» - говорят. «Пуще всех человек окаянен есмь», только людям могла прийти такая мысль – собственных детей убивать, а совесть успокаивать тем, что ребенок ничего не чувствует. Тяжелый грех, страшный. Не оправдывай себя, что не знала, и жизненной необходимостью ты своего греха не оправдывай. Ничем. Вернуть ничего нельзя – не думай об этом. Молись теперь. Люди рождаются для вечной жизни. Здесь, на земле, мы временно – 80-100 лет. А там - священник показал вверх, - нам тысячи лет жить!!! На земле телесно, мы чтобы подготовить душу к жизни вечной. Научиться духовной жизни. Разглядеть свою немочь. Родиться духовно в таинстве Святого Крещения, получить семя Благодати Духа Святого, взрастить это семя. Очень много надо успеть за такую короткую жизнь в 80 лет. А ты вот сократила эту жизнь до нескольких недель, отправила человека туда неготового. Тебе самой-то сколько лет?
- Двадцать шесть.
- А много ты знаешь о духовной жизни?
- Надо на концерты ходить, книжки читать, - Марину удивило, почему он спрашивает.
- В церковь ходишь?
- Да. Свечки ставлю.
- А зачем ты свечки ставишь?
- Положено так, - Марину все более удивляли вопросы священника.
- Это жертва твоя Господу. На службу надо ходить. Душа твоя от греха разрывается, исправить можно только молитвой и покаянием. И о малышке молись, Господь милостив, каждое наше слово слышит. Как приступит отчаяние, - читай канон покаянный, или молитву мытаря, главное - от души, чтоб всем сердцем. Только Причастием Христовых Таин можно тебя излечить. Давай вот что, - священник задумался,  - Ты ведь давно не Причащалась?
- Никогда.
- Тогда так: каждый день читай по сто пятьдесят раз «Богородице Дево…» сорок дней подряд. Потом подготовься к Причастию. Придешь, снова исповедуешься и причастишься. И вот еще что, - батюшка замялся, словно сомневался надо ли говорить, - я тебя прошу, мы ведь не знаем, как жизнь у тебя дальше повернется. Может, в бедности окажешься, или наоборот, некогда будет о детях думать. Я ведь готов Вас на коленях молить, если снова неплановая беременность случится, не избавляться от ребенка, а когда он родится, отдать мне.
Марина с сомнением смотрела на батюшку:
- У Вас своих детей, что ли нет?
- Что, ты, милая, есть, девять человек. Только они уже все взрослые. А мы с матушкой могли бы еще воспитать, на ножки поставить.
- Да разве можно детей, как котят, в добрые руки отдавать? – Марине даже мысль такая показалась дикой.
- Котят жалеем, и детей надо жалеть, – батюшка заспешил, - идти мне пора. Отошел на несколько шагов, повернулся и добавил, - «Богородицу» читай, - и ушел.
Марина стояла ошарашенная. Впервые в жизни, она увидела мир другими глазами. Больше всего ее поразили простые слова: «а мы с матушкой могли бы еще воспитать, на ножки поставить». Словно бы смысл жизни этого странного старичка состоял в детях. Но рациональный разум привычно взял свое: они старенькие, им-то что: сиди дома забавляйся с детьми. А мне так много надо достичь, так много сделать.

Марина подошла к церковной лавке и долго выбирала молитвослов. Наконец, она вышла из храма и пошла в сторону стоянки и увидела сегодняшнего священника. Он медленно шествовал по тротуару. Из-под пальто виднелось длинное черное одеяние. Многие из встречных людей останавливались и кланялись ему. Марине показалось, что она попала в позапрошлый век. Она поравнялась с батюшкой:
- Вас вся улица знает.
- Нет, к сожалению, - ответил он,- многого лишила нас техногенная цивилизация. А попросту говоря, стремление к комфорту. Если б вы знали, как дорого платят люди за это! Если б увидели реальную причину «экономических чудес»!
- Эти причины все знают, - Маринка пожала плечами, - открытие нефти, электричества, ядерного деления…
- Увы, это только последствия. Первая и основная причина – отказ от рождения детей. Подумайте: Япония, Америка, сейчас Китай… И вы со мной согласитесь. Отцу у которого пятнадцать детей, просто некогда думать о всяких глупостях: рекламных компаниях, или о изобретении еще одной марки машины.
- Вы, что же против машин!!! – Маринка чуть не подскочила.
- Представляете, какой ценой они даются? Что бы сделать эту машину, десятки людей губят своих едва зародившихся младенцев. А потом, тот, кто хочет купить эту машину, - тоже. Вот иду по улице и ужасаюсь, сколько загублено человеческих жизней. На машину – сотни, на бутик – тысячи, на высотное здание – десятки тысяч. Вся земля напитана их кровью, а нам все мало.
- Да что вы такое говорите, не так уж много абортов делают!
- Не только, есть еще контрацепция, это почти всегда одно и тоже, - батюшка вздохнул, - живет человек, скажем, разгульно. Что творит, не думает. Одна жена «гражданская», вторая, пятая. Так и женщины к нему относятся – сегодня он муж, а завтра чужой. Разве посмеют они от такого дитя родить? Нет, конечно. А после смерти, встретит он всех своих нерожденных детей – человек триста. Падет перед ними на колени, и будет голосить: «Что ж я наделал, окаянный!!!» Сам себя он обличать будет, сам себя проклинать, сам себе ад устроит! У нас часто думают, что можно как-то «смыть» грехи – оправдаться. Как себя оправдать, если самых любимых своих детей своими руками загубил. Всех их там узнает, всех любить будет. Они и талантливые, и красивые, и добрые. Своего горе-отца любят, утешить пытаются. 
- Батюшка, но ведь всегда говорят, что суд там будет. По делам каждого, - Марина часто читала о покаянии, но надеялась, что время еще есть.
- Да, суд. Мы ведь когда там окажемся, все Господа увидим. Рыдать будем о своих грехах, глаз на Него Пречистого поднять не сможем. Он нас утешить захочет,  спросит, что мы хорошего сделали. Не грозно спросит, с любовью. Что ответим? Вот и получится: одним Христос – награда, а другим – осуждение. Одним счастье, что Он рядом, а другим бежать захочется в самый темный угол, спрятаться. Да, разве от своей совести спрячешься?  Вот и горит душа в огне. Сами себе геенну огненную устраиваем.

За разговором, они подошли к дому. В доме нарастал шум: детские крики и топот. Наконец, входная дверь хлопнула и на улицу выбежал светловолосый, стриженный мальчишка лет девяти. Увидев взрослых, он сразу остепенился, важно подошел к батюшке, забрал у него сумку и понес в дом. Навстречу ему выбежал второй мальчик, немного старше. Они вернулись в дом, но через минуту снова выбежали оттуда и подошли к батюшке. Старший мальчик торопливо (по обязанности) поклонился, а младший спросил:
- Батюшка, можно я пойду к Ване, поиграть.
- А маме ничего разве не нужно помогать?
- Не, она меня уже отпустила, ну, можно?
- Иди, иди, поиграй. Через дорогу, смотри, не бегай.
-Ладно, - мальчишки сорвались с места, и через минуту скрылись во дворе соседнего дома.
Марине стало неудобно, что задерживает священника, она торопливо попрощалась и направилась обратно. Она дошла уже до конца улицы, и тут догадка осенила ее: «Да ведь он сказал, что дети все взрослые!» Марина обернулась: посмотрела на старенький домик, на соседние ворота, где скрылись мальчишки, на всю эту улицу – словно пришедшую из прошлого.