Белокурому ангелу дайте до срока уснуть.
Ненасытная тьма после смерти опять догоняет
и легендой корявой, как ржавой иглою, проткнуть
норовит и пришпилить к угрюмой земле, что хватает
испареньями душ, эманацией ваших страстей,
неизжитых, гниющих, алкающих мести и крови…
Он летел, обгорая, знамением дальних вестей
как крылатое семя навстречу космической нови.
Было страшно, когда на секунду полет замирал
и под крыльями вместо упругого воздуха яма
начинала магнитом тянуть в пустоту и провал,
где обычная жизнь поджидала его, как Приама —
десять тысяч солдат из заморской чужой стороны…
Только был он моложе, а тяга земная мгновенной,
голос пропасти был как молчание рваной струны,
как бездонный колодец к тебе равнодушной Вселенной…