День и ночь судачила округа,
толковали жаба и голавль:
«Как они похожи друг на друга,
эти двое, цапля и журавль!»
Не было во всем болоте места,
где бы головастый гамадрил,
их завидев: «Тили-тили-тесто», -
из кувшинок вслед не говорил.
«Оба – долгоноги, длинношеи,
и живут не так уж далеко,
так за чем же дело?» - свахе-фее
сводник-эльф нашёптывал в ушко.
Слыша умилительную зависть
в стуке окружающих сердец,
стороны судьбе сопротивлялись,
но потом смирились, наконец,
осознав однажды тихомолком
то, о чём горланил водоём:
журавлю не пара перепёлка,
цапле не любиться с воробьём.
Тридцать лет прошло над камышами,
тридцать зим исчезло подо льдом:
он в пенсне, она в персидской шали
до сих пор живут одним гнездом.
И теперь бурундучишка каждый
в приболотном реденьком лесу
знает наизусть, как он однажды
для неё поймал в кувшин лису,
а когда, несолоно хлебавши,
приволок брыкавшийся трофей,
цапля, вместо постной манной каши,
наварила небывалых щей.
Что за смех заливисто-весёлый
и немного квакающий лишь? –
выпускницы лягушачьей школы
улетают осенью в Париж:
кто-то обернётся там царевной,
подцепив акулу на крючок,
а кого-то пустят на волшебный,
тающий во рту окорочок.
Цапля завела оранжерею:
круглый год в трясине там и тут
колосятся пышные нимфеи,
табунами лотосы цветут…
Сказка ложь, да в ней намёк прозрачный,
словно родниковая вода:
не бывает счастья наудачу,
а по сходству – очень даже да.