Он мне лезет в пальто, жарит нежную кожу запястий,
Утекает водой, грязно-рыжей, с цветастой коростой.
Март - от дичи орущий мальчишка, безумно вихрастый,
С покарябанным пальцем и крапинками на носе.
--------
Марк, я вижу тебя в каждом доме, дворе, переулке,
Словно много тебя потерялись на разных проспектах.
Ты идешь быстрым шагом в усталой болотной куртке
И бормочешь под нос, что увы, наша песенка спета.
Что мы все из бестселлеров, игр и осколков мая
И что мы не поймем даже,
если
нас
вдруг
сломают.
Марк, ты где-то там есть, ты пьешь чай или куришь в окна,
И все как бы окей, ты читаешь какую-то книжку.
У меня все по-прежнему. Марк, научи меня
писать громко.
Никогда не умела писать, чтобы было слышно,
Так, чтоб
вылетали стекла.
*Марк, ты помнишь, как мы обрывали стрекозные крылья?
Ты хватал меня за руки и говорил, что им больно.
Я смеялась, что врешь, вырывала свирепые руки
И еще одно тонкое билось до самой смерти.
А еще у тебя в глазах что-то такое дрожало,
Словно сам ты был бешеной сине-зеленой стрекозкой,
У которой какая-то злая оттяпала крылья.*
*А весной, ближе к вечеру, тебе становится глупо.
Ты берешь крыло бабочки, свертываешь цилиндрик
И пихаешь туда маму-папу и пару любовей,
Недописанных и переписанных биографий,
Горсть травы, от которой зеленой становятся руки,
Полинявшую феньку и стопку цветных картинок,
Фиолетовый снег, колкий запах сухой соломы,
Темноватую воду, которая дышит гнилью,
Сипловатые песни и еще много-много.
А потом поджигаешь. Втягиваешь бесшумно,
Выдыхаешь кусками в мокрый помятый воздух
Все, что было тебе так дорого и приросши.
Сигарету за сигаретой...
Сигарету за сигаретой...*
Здесь бегут, спотыкаются, а зачем,
Ссоремирятся, злятся, на части рвутся.
Что там пишут обычно еще в письме...
Марк, мне больно. В этой проклятой весне,
Где намек на лохматость - потерянным раем.
Каждый вечер я месивом по простыне,
Кулаком - свежевыстиранной стене.
И умираю.
Да так, что боюсь не вернуться
В эту книгу длиною в жизнь.
А ты там держись давай.
Просто держись давай.
Просто держись.
Держись.