В яблоко иглы осколок,
Игра - перекосившаяся вечность.
Огрызок жизни - пустота раздора,
Все бесконечно...
Эхо разговора.
С самим собой, как с новым Богом.
Самим себе чужим,
Вдали от абрикосового дома.
Обычным человечишкой убогим.
Как никому не нужный джинн,
В бутылке самогона.
Как пьяные снежинки,
В зеленоглазой рюмке.
Полынно-лунной ночи цветом.
Стальных штанин ржавеющие брюки,
Что не сгибаются под псевдочеловеком.
В которых не шагнуть за бесконечность,
И не присесть на дно стакана,
Беспечностью глотая ржавчину.
Из прогнивающего крана.
Мелодией расстроенного фортепиано.
Стучащего с утра в затылок.
За троих, неистово и рьяно.
Пьяной дрелью,
Вонзаясь прямо в мозг,
Своей блевотной трелью.
Шипами черных роз,
Депрессионно дующей метелью.
Сквозняком похмелья,
Колючестью постели,
В пересушенное горло иголками втыкая зелье.
Псевдоалкалоидное пойло.
Мнимое души раздолье,
В позе непристойной.
На простыни пролитой кама-сутрой.
С томной болью,
Проснулось новым утром.
Эхо старой жизни, смерти недостойной.
Упавший космос в пустынных рюмках.
Остывшие вселенные на дне стакана.
Жить, так не просто.
В железных брюках.
Надменной жизнью таракана.
Вино пролито, на ржавый полдень.
И брюки тоже проржавели.
Упав в корыто, стал старомоден.
Четверг, как глупый день недели.
И надоели, мозоли злости.
Натерли мозги до предела.
В звенящих брюках, стирая кости.
Дорогой гнева, бегущей в муках.