ПОЭТ И СМЕРТЬ.
По мотивам измывательского русофобского стихотворения:
«Поэт и смерть» за подписью М, Ю. Лермонтов, опубликованного
Алтайской правдой в рубрике; « У нас в гостях Красная Бурда».
Вот и мой черёд пришёл.
На Олимп, а может быть и на свою Голгофу я взошёл.
Впрочем, с Голгофы я никогда и не сходил,
Потому, что по заповедям православным жил,
Беззаветно Родине служил,
И ни перед кем и никогда на задних лапках не ходил.
Ну что ж, у каждого предназначение своё,
Пусть каждый свою песню в жизни пропоёт,
Как говорил философ: «Каждому – своё».
Все муки ада вместе с Родиной прошёл,
Всё-таки истоки зла, по-моему, нашёл.
Слушайте. Мне есть, что вам сказать.
Открываю вам глаза.
Начинаю выступать.
Дальше некуда нам отступать.
Быть может, краски я сгущаю.
Быть может, что-то упрощаю.
Возможно, что-то и недопонимаю,
Но возражения принимаю.
Тех, кто со мною не согласен, я заранее прощаю.
По фактам и явлениям пройдём,
Наблюдения проведём,
А потом и к выводам придём.
За мною следовать прошу,
Туда, куда я письма безответные пишу.
В редакцию, где процветает ремесло пиара,
Там газета, всего лишь навсего - товар.
Здесь Родину не защищают
И патриотизма не прощают.
Идеализируют и обеляют тьму.
Усердно служат, но кому?
Ну, здравствуй, здравствуй, Красная Бурда.
И я пришёл на чуждый пир незваный,
Непризнанный и оборваный.
Попал, похоже, снова не туда. Как холодно меня здесь принимают.
Мой крик души утилизатор в макулатуру обращает
Злорадно этим козыряет.
Да. Здесь меня не понимают.
С корзиной у двери редактор бдит
И подозрительно глядит.
Вижу, что не доверят.
Документы проверяет.
Мой микрочип в компьютер вводит
И возмущённый брови сводит:
« Здесь вас подобных толпы бродят,
Но нам такие - не подходят».
Я потоптался у порога, А он: «Ну, скатертью дорога»
«Да что же ты? Побойся бога.
Ведь молодым везде у нас дорога.
Допустим, что по возрасту седой и с бородой,
Зато по разуму и как поэт совсем ведь молодой».
Как в обороне круговой газетной
Хоть небольшую брешь пробить?
В запретной зоне оказаться,
И оставаться незаметным,
Своим среди чужих казаться».
Да. Штирлицем не каждый может быть.
Поэт лишь смотрит далеко,
Копает слишком глубоко, Да пелену с незрячих глаз одним движением снимает,
Да маску друга на лице врага без колебания срывает,
Да из тумана словоблудия суть мгновенно извлекает,
Но в желаниях - ребёнок,
Как будто только из пелёнок
Захотел, остановиться уж не может.
Вынь, да немедленно положь.
Какое ж это наказание
Иметь тщеславное желание.
Хотя бы взяли интервью
Или фамилию любимую свою,
Да хоть разок, в родной газете,
Ну, хоть однажды над стихами встретить.
Вокруг редакции хожу кругами,
Блистаю кирзовыми сапогами.
На ходу шедевры классики слагаю,
Попал сюда, как полагаю.
На суд редактору свои шедевры предлагаю.
И представляется картина мне
Редактор, ограниченно свободный, весь в сомнениях
Над дилеммой бедный бьётся,
Но оптимального решения, похоже, так и не добьётся
Так муха между стёклами в окне свободная летает, Но за пределы никогда не вылетает.
Какую линию держать,
Чтобы цензора не раздражать?
Ведь цензор даже не в Кремле,
А где-то на обетованной земле.
Сосать пустышку приучить,
Ивана думать отучить, По свету сплетни собирать,
О прошлом беспардонно врать,
Следствия с азартом смаковать,
Причин, отнюдь, не задевать.
Рыночные догмы куковать
Да маску правдолюба надевать.
На животах усопших великанов сатанинский танец танцевать.
Неутолима страсть пигмея поверженного великана оплевать.
Жареные факты отыскать
Да грязное бельишко полоскать.
От мёртвых не предвидится расплаты,
К тому ж ещё повысится зарплата.
Как же, всё-таки баланс найти?
И как к консенсусу придти?
Что бы учредители от его услуг не отказались,
На дверь редактору не указали.
Что бы власть имущие не обижались
И что бы подписчики не разбежались.
Пытаюсь снова я и снова
Проникнуть в цитадель свободы слова.
Назойливый, как страховой агент,
Удобный улучу момент
Только за двери выставляют,
Я тут же в форточку влезаю.
Интеллигентно принимают
И как родного обнимают.
Я рад без памяти свои стихи редактору читаю,
Но очень скоро замечаю - собеседник мой зевает,
Пальто и шапку надевает,
На совещание срочно отбывает
И церемониться со мною нужным вовсе не считает.
О стихотворном жанре назидательный ликбез на ходу
великодушно мне читает.
Теперь в теории я дока
И о стихах сужу не однобоко.
Стихи не рифмою блудить-
Ассоциации, воображение будить.
Оказалось, чтобы поэтом стать,
Достаточно теорию немного полистать.
Оказалось, что избыток знаний,
Не всегда приносит нам страдания.
Теория поэту обостряет зрение.
Когда приходит вдохновение,
Наступает озарение.
И мысль стремительно летает
И мегабайты памяти листает.
Получается так складно
И рифмы за уши подтягивать не надо.
Как будто кто диктует свыше.
Поэт лишь слушает да пишет.
Обласкали. Из анализа выходит
По всем критериям мои стихи подходят.
Сбылось. Ну, наконец. О боже!
Но результат, конечно, тот же.
Да ведь ещё одна возможность есть-
Универсальная отмычка- лесть.
О, Красная Бурда, ты делаешь газете честь.
Давненько не читал такого.
Просто на уровне Козьмы Пруткова.
Только начну бурду читать
И сразу начинаю хохотать.
Разок- другой перечитаю
И за бока себя хватаю
Перечитаю, продолжаю хохотать.
Хохочу, не закрывая рот,
Но, ради справедливости сказать, бывает и наоборот.
Больно уж знакомый стиль,
Как будто Баламутовки создатель Бурду с визитом посетил.
Пустозвонство. Словоблудие и мрак.
Но резюме всегда одно: Иван алкаш, лентяй, дурак.
Вполне возможно, это так и с этим трудно спорить,
Полуголодный сам сидит, но сладко кормит Борю.
Кто ж ты такой? Какого роду?
Так измываться над моим народом!
Ну вот! И снова не туда заносит.
Болван. Да кто ж так милостинку просит?
Ну и чёрт с нею, перебьюсь.
Я же ведь не продаюсь.
Зачем капризная природа ко мне так щедро снизошла
Дар ясновидения дала поэту, а под солнцем места не нашла?
Не к лицу борцу паниковать.
Он рождён, чтобы цепи расковать.
Должен же ведь кто-то говорить по - существу.
Философ истину изрёк: « Мыслю, значит - существую».
Какую б мысль и мне придумать,
Что бы её всё время думать?
Вот, например, соображение,
Как родилось стихосложение?
Дикарь останки ближнего глодает. В своём сознании примитивном бесцельно звуками играет.
И за сородичами зорко наблюдает, Очередную жертву выбирает.
Вдруг неожиданно случилось,
Что очень складно получилось.
Ошарашенный взревел, потом затих.
Возможно, так родился первый стих.
Когда и где никто уж не узнает,
Но, всё же, думаю, что на Алтае.
Почему-то на Алтае,
Природа к творчеству располагает.
Придумал мысль себе на муку.
Был я восторженным певцом науки.
Из века в век, из века в век
Становился Человеком человек.
Науки знаний добавляли
И от тяжёлого и монотонного труда машины человека избавляли.
Звериные инстинкты укрощали.
Рабочую неделю сокращали.
Время для досуга высвобождалось
И общество достойное Творца и справедливое мироустройство зарождалось.
Книжки умные читай,
С чужими интересами считайся,
Стихи и песни сочиняй,
Зла невинному не причиняй,
Искусством, спортом занимайся
Да до звания Человека поднимайся.
Но подходил к концу 20 век
И снова зверем становился человек.
Увы. Сегодня в 21 веке
Ненасытные гобсеки
Плоды науки пожинают
Ни благородства не труда не знают,
Любое изобретение и открытие против человека направляют.
Истинно британский автомат безнаказанно из-за угла стреляет.
Калечат, убивают, растлевают.
Планету кровью заливают.
Повсюду рынок насаждают,
Кто против, силой принуждают.
Всё на продажу выставляют;
И честь, и тело и людей
И рекламируют путан.
Плохую службу наука человеку сослужила
В руки цивилизованному дикарю оружие самоуничтожения вложила.
Грабят, стравливают и развращают,
А обороняться запрещают.
Всё изощрённей методы убийства
Изобретают цивилизованные кровопийцы
И всё страшнее средства разрушения.
И нет нигде мне утешения,
Ну, просто кругом голова.
Выходит, инквизиция была права.
На земле насилие насаждают,
Но по принципу обратной связи насилие- насилие порождает.
Здесь зависимость простая:
Со временем насилие лишь бесконтрольно возрастает.
Насильников военные армады защищают.
Как принято в преступном мире, непокорных укрощают.
Только насильники одну проблему закрывают,
Жертвы тут же новые ответы открывают.
И нет насилию конца,
А человечество уже в преддверии конца.
Всё чаще, крепче Рита Джорджа обнимает,
А человек своей вины не понимает.
Винит других. То ураган Иваном называет,
То, как климатического террориста Японию к ответу призывает.
Маньяк остановиться, конечно же, не может
Эх, гомо - гомо. Кто тебе поможет?
Ситуация напоминает мне,
Как мартышка в узкогорлом кувшине
Орешки с жадностью хватает,
Но, во спасение кулачёк разжать, соображения не хватает.
Да почему же люди забывают,
Что выхода из замкнутого круга не бывает?
Рассуждая строго,
Надо и сделать- то не так уж много.
Если гены эгоизма из яйцеклетки человека удалить,
Время существования разумной жизни на земле можно было бы существенно продлить.
Каких высот науки в 21 веке достигают!
Тайны мироздания постигают.
Они же суеверия снова насаждают.
Да. Примитивными, конечно, легче управлять
И к покорности, как стадо, направлять.
Ельценоиды не рассуждают
И вопросами не досаждают.
Им кажется, что всё они на свете понимают
И демагогию за чистую монету принимают.
А вопросы и проблемы их вообще не занимают.
Как только тело умирает,
Бог сразу душу забирает.
Душа свободу получает,
В межзвёздное пространство улетает
И опыт миллиардов поколений изучает.
Обогащённая обратно прилетает.
Маятник в другую сторону качнётся
И новой жизни цикл теперь уж в новом теле снова на земле начнётся.
Так почему же люди облик человеческий теряют
И старые ошибки повторяют?
Неужели человек высшее своё предназначение никогда не осознает?
Да неужели ж во Вселенной нет такого уголка, где не эгоизма и ни жадности не знают?
Блаженство праведника ждёт в раю,
Там благодарственные песни за добрые дела поют.
А грешника в аду возмездие ждёт.
Наконец-то за злодеяния расплата и к нему придёт.
Смола кипит, а черти кочегарят.
Омоют грешника в смоле и долго – долго будут жарить.
Долгоиграющее шоу, быть может, грешника исправит.
Но грешник-то, как правило, богатый.
На наши деньги купит адвоката.
И Падва снова класс покажет
И ангелам на КПП докажет,
Что Имярек не грабитель, ни нахал,
Что о подобном праведнике ангелы ещё и не слыхали.
И грешник среди праведников воцарится.
И в раю, как на земле всё то же снова повторится.
Будет грешник праведников осуждать
И к покаянию принуждать.
Всё также будет золотому дьяволу служить.
Найдёт возможность и в раю нажиться.
Удостоверение безгрешного приобретёт.
Статус праведника обретёт.
Бен Ладена изобретёт,
Придумает права, свободы, терроризм
И будет яростно клеймить, самим же и придуманные ИЗМЫ.
Реформы и в раю наметит.
Рай превратится в Абу Грейт.
Я то в раю, конечно, буду,
Если Абрамовичу завидовать не буду.
Не возьмут, ну и плевать.
Жизнь бесконечна.
Везде успею побывать.
Получается, что жив народ,
Пока жива душа народа.
Поэт- душа народа.
Кто не знает?
Если народ поэта за пророка своего признает.
Не потому ли иноземцы поэтов русских со свету сживают?
Народные поэты на Руси до старости, как правило, не доживают.
То анекдоты про поэта сочиняют,
Поэту боль, где могут, причиняют,
То слухи мерзостные распускают
И бросить на поэта тень возможности не упускают.
То на дуэлях убивают,
И прах поэта осквернить при случае не забывают.
Потом в гробу морально добивают
А то и в петлю загоняют,
И из памяти народа поэтов русских изгоняют
И своими идолами заменяют.
Своих пророков, к сожалению, русские не защищают
Но это не означает, что убийц прощают.
Пора придёт, масоны русские поставят мету,
На тех, кто зубоскалит над смертью нашего поэта.
Предупреждаю, Красная Бурда, смерть поэта-
Для зубоскальства не предмет.
Подпевать врагам не надо.
Не надо, Красная Бурда, не надо. Ладно?
Кому я это харакири посвящаю?
К кому свой взор надежды обращаю?
Я обращаюсь к людям чести.
На земле такие люди, к счастью, есть.
Объединитесь и постройте в 21 веке
Мир – достойный ЧЕЛОВЕКА.
Да, кстати. Я ещё пою,
Когда изрядно подопью.
Но меломаны шляпы, почему–то, не снимают.
Возможно, в музыке не понимают.
В шизофреническом сознании Шаляпин песню мне пропел,
Но я лягнуть его успел.
Мол: « Ты, певец меня прости,
Но до меня тебе - расти.
Да был бы у меня твой голос,
Я и не так бы ещё спел».