Тучи похожи то на испахавшийся плуг,
то на скелет недостроенного броненосца…
Руль или лемех луны с обведенным вокруг
Желтым дыханьем сковавшего небо морозца.
Так бы по черным провалам шагал и шагал
вслед за дымками и запахом теплой овчины
с Дедом Морозом, которого склеил Шагал
из лапсердака, ушанки и рыжей щетины,
так бы и думать, что этот крутой поворот
хитрого носа – а из носу дыма колечко –
не означает, что нынче задуман исход,
а не простой перелет из местечка в местечко,
мимо пушистых сугробов такой вышины,
что нелетающим из дому лучше ни шагу,
мимо загона для козлобородой луны,
с рогом, обернутым посеребренной бумагой,
мимо светила, с которого начат узор
вышивки звездной, рисующей деву с младенцем,
мимо ворот, открывающих взгляду позор
нашего века: адмкорпус, пакгауз, мехдвор,
кухню, санчасть, хлеборезку, бараки – Освенцим.
Так бы и думать, что можно нестись и нестись
мимо сугробов, заборов и облачка мимо,
схваченным за руку, за сердце – только держись! –
дымом отеческим, цепкими кольцами дыма…
Так бы и мчаться – а тучи сгребут, как ладонь.
Взлет на мизинец встряхнет на суставе-ухабе,
вышибив память о том, как играет огонь
в печке твоей. – Ой, зачем вы так шутите, рабби?