Осень пришла, хотя по-старому ещё и август был, но цвели уже по утрам луга росистою паутиной. Вечерами прохладой тянуло. В речке если кто и купался, по только пьяным, из куражу. Дни стали короче, и измученное духотой Незнакомкино окунулось в долгожданную прохладную и ленивую дремоту. Делов осталось – свеклу да картошку с поля убрать, да в районное овощехранилище свезти.
А в среде женской сельской, несмотря на царившие вокруг благолепие, назревал самый, что ни на есть бунт – мужики ихние после корня Дунькиного к тренировкам так пристрастились, что и вовсе жен позабыли. Если раньше и улыбалось кому из баб счастье - к муженьку в постели приласкаться, то нынче – хоть волком вой. Ропчут бабы на такую несправедливость, злятся. Ботаник Клюшкин к той поре настолько бабьём избалован был, что далеко не каждую жаловал советом. Так вот, собрались как-то бабоньки вечером у сельповской клумбы, горем делятся, а Валька продавщица, возьми да и ляпни им про корень Дуняшин, да про мужиковы тренировки. Озверели они, прямиком через село к Евдокии направились. Несдобровать бабке.
Мужики же незнакомскинские напротив в ту пору были блаженно-спокойными, и не по причине чудных преображений матушки – природы да ягодно-грибного изобилия, а единственно потому, что в начале сентября в сельцо их наезжали молодухи – студентки Большегородские – подсобить, так сказать, в сборе урожая. Правда, помощи в поле от «помощниц» этих мало было, не сноровистые они в смысле сельской работы, но зато, сколько радости парням местным – развлечение от деревенской рутины, а уж разговоров потом – до нового года. Преображалось в такие наезды Незнакомкино - мужички, что помоложе, приосанивались, вечерами бродили по селу – девок зазывали, а потом слышна была возня по кустам да сеновалам, да лица сонные по утрам блаженно светились. Кто пошустрее был - успевал пару романов закрутить, а кто и ни одного – это кому как повезёт.
Пуще других в селе ждал гостей Петя. Весь год ждал, да надеялся, что и на этот раз приедет к ним Аннушка. Как в прошлый год увидал ее Петруша, понял - вот она любовь, и не было в нем желания потехи сеновальной. Все у Пети всерьез было, потому как сам Петр - мужик серьезный, к средним годам своим успел уже двух девок вырастить, да с женой (бабой сварливой и скандальной) развестись. Дочери Петровы с матерью в райцентре проживали, девахи изредка к отцу наведывались, тот им искренне радовался, но им от него одного надо было – деньжат на тряпки да помаду, как своё возьмут – так и сгинут восвояси, до следующего раза. Петя дочкам не отказывал, а, кроме того, ежемесячно передавал бывшей через Саньку Утюгова деньжононок, как он говорил «алименты». Жена бывшая Петина, деньги брала, но меньше его от этого не хаяла. Так вот и протекала Петрова жизнь до прошлого сентября, пока не встретил он Аннушку. Хороша она была, высокая да ровная выделялась из подружек своих. Пояс неширокий, упругий, а попа супротив него – круглая и мягкая, в чем и было её сходство с тёзкой своей деревенской - Нюркой, так только в надменности, с которой она порой себя держала, а в остальном - земля и небо, одно слово – городская, и одета была по последней моде, и танцы модные выплясывала. Много парней тогда за ней волочилось, но романа с ней никто так и не закрутил.
Бабья орава, меж тем, к полисаднику бабкиному подходила. Идут, галдят, сговариваются как с Дуней поступить – народ российский скор на расправу. А Дуня – дура, сама к ним из избы навстречу, да еще и с пустыми ведрами, хлоп – хлоп глазенками:
- Чавой-то вы, бабоньки? Никак ко мне пожаловали? – а сама душонкой своей понимает – не куличи печь бабы пришли.
- К тебе, Дуняша, к тебе!
- С миром ли?
- К кому с миром, а к кому нет.
Обступили бабусю – обстановку накаляют. А Дуня давай гнусавить:
- И чем энто только я вам не угодила. От меня людям отродясь лиха не было – одно добро, а что колдунья – так то генетика называется. Бабка моя и ейная бака тоже ворожили… – задрындычала, угомониться не может.
Тут сход бабий и выдал ей зачем пришел, да в категоричной форме ультиматум предъявил – вертай, мол, Евдокия, мужиков наших назад, как хошь, но вертай. В противном случае не побоимся ворожбы твоей – избу спалим.
- Ладно – говорит Дуня – дайте отойти, мыслишками собраться, а у самой зрачёчки тик-так – по сторонам бегают.
Думает бабуся как бы ей выкрутиться. Послюнякала палец, над башкой поднаяла, помурлыкала под нос, топнула ногой:
– Все. Недельки через три будут мужики вашими.
Тут опять ропот пошел, но бабуся осмелела:
– Раньше никак нельзя!
Три недели не три года, пошумели бабы малость для порядку да по домам пошли. Успокоились - потому как верили Евдокии, а колдушка сельская думает про себя «авось и впрямь мужички угомонятся, да в избах опять лад будет».
Прошло три дня, и к мужичьей всеобщей радости приехал из города автобус – молодух привез. В пятом часу с поля Петруха на тракторе приехал, узнал новость - пуще других обрадовался, засуетился, вымылся, выбрился, костюм одел да штиблеты городские (специально для такого случая купленные) обул, повязал галстук, посмотрелся в зеркало, потом снял – галстук Пете, как корове седл - нарвал цветов в полисаднике, присел на скамейку (на счастье) и прочь от дома – любимую по селу искать. Твердо решил Петя – как увижу Аннушку, признаюсь в чувствах, и в жены позову, почему-то убежден был, что не откажет она ему, серьезному такому, непременно согласится, и заживут они вместе. Петр уже и деньжат на свадебку прикопил.
Больше часа рыскал Петя по селу, все дома обошел, где постояльцы квартировали, не может встретить Аннушку. А по улице шум, гам, молодежь гуляет, радуется, и парням и девкам потеха. Смотрит Петруша грузовик Санькин пылит и, склонив голову на плечо Сашкино катит в нем его ненаглядная. Не сразу понял Петя что ему делать, а прозрев, да сообразил какой Саня бабник, рванул он за ними на своем тракторе, как был в парадном, так и сорвался – в руках баранка, муть в башке, между ног букет зажат. Все одно, думает, поспею за вами, и моей Аннушка будет - не такая она, чтоб с Сашкой развлекаться.
На обочине возле водокачки заприметил Петя ненавистный грузовик, заглушил мотор, взял букет, и двинул к нему. Стемнело уже, ночь почти на дворе, а Саня с девушкой, оперевшись на капот, из которого стартер кривой торчал, делали такое, отчего у Петруши к горлу гиря подкатила, да слезы из глаз брызнули. Швырнул в злости Петя букет, шагнул грузовику навстречу, постоял секунду и пошел прочь. Познал он любовь, теперь познал и ревность. Приехав домой, достал поллитру да осушил одним махом.
Не брала его горькая, всю ночь промаялся, а наутро девушки городские сказали ему, что не приехала нынче в Незнакомкино Аннушка, что она прошлым летом замуж за офицерика вышла, да укатила с ним в далёкий гарнизон. Пете не полегчало, в первый раз от любви да ревности он обманулся, а уже во второй – правда его прибила, и долго он потом к Саниному удивлению, волком на друга смотрел.
А сентябрь брал своё. По первому снежочку студентки в Большой город укатили, а мужики, вкусившие корня Дуниного, после прелестей нездешних пуще прежнего жен зауважали, и наступил в избах лад.