автор Галина Васильевна Небараковская http://www.proza.ru/avtor/0510
Женщина сидела в кресле, укутав ноги тёплым клетчатым пледом. На вид ей можно было дать лет 30-35, не более. Глаза прикрыты слегка припухшими веками, гладкий лоб перечерчен несколькими чуть заметными морщинками. Полные бледноватые губы крепко сжаты, словно женщина решает какую-то важную задачу и никак не может найти правильный ответ. Что сразу бросалось в глаза – это совершенно белая седая прядь в густых тёмных волосах. Неожиданная, словно внезапный крик в предрассветной тишине…
Женщина спала. За окном вечерело, ранние зимние сумерки осторожно окутывали усталую землю тёмно-синим покрывалом, как спящая в кресле женщина – колени. В соседней комнате что-то тихонько бормотал телевизор. Перед ним на ковре сидит мальчик лет двенадцати, вытянув ноги и спиной прислонившись к стене. Он ждал. Ждал, когда начнётся его и мамин любимый фильм. «Офицеры»… Этот фильм каждый год показывают в канун 23 февраля. И каждый год они с мамой смотрят картину, каждый по-своему воспринимая её. Мама всегда плачет, незаметно (как она думает!) смахивая слёзы. Но ребёнок, сколько помнит себя, видел эти слёзы, хоть и не подавал виду. С первого кадра и до последнего он не отрывал глаз от экрана. Худенькое тельце напрягалось, тоненькие пальчики сжимались в кулачки, глаза горели сухим блеском. Он – мужчина, он не должен плакать, как мама. Она – слабая женщина, ей – можно. А он – сын офицера, ему – нельзя…
На экране замелькали титры. Мальчик поднялся и заглянул в соседнюю комнату. Мама спала. Пусть поспит. Устаёт она очень. Ведущему хирургу в областной клинической больнице очень нелегко приходится! Иной раз и ночью вызывают, если сложную неотложную операцию предстоит делать. Пусть поспит. Хоть плакать тайком не будет и несколько дней ходить, как в воду опущенная…
Лена, Елена Николаевна Кудрявцева, видела сон. Сон, который с завидным постоянством приходит к ней вот уже столько долгих лет!
В школе, да и в медучилище, Лена ничем особым не выделялась. Наоборот, была этакой неприметной серой мышкой. По характеру – не лидер, одежда – детдомовская, внешность – обычная, знания – средние. Школу окончила без «троек», но и «пятёрками» аттестат не изобиловал, из училища, где получила специальность фельдшера, тоже вышла крепкой «хорошисткой». После окончания училища работала на «Скорой помощи», сутками моталась по вызовам, перевязывала, делала уколы, измеряла давление, приходилось и носилки с больными таскать. В свободные от дежурств дни много читала, смотрела скупые репортажи из Афгана, мечтала учиться дальше – очень ей хотелось стать врачом, хирургом!
Однажды вечером к Лене в дверь кто-то позвонил. Она не ждала гостей, поэтому удивилась, увидев на пороге маленькой однокомнатной квартирки, скорее даже уголка, полученного несколько лет назад при выпуске из детдома, свою подружку по этому самому детдому. Таня молча прошла в комнату, села на продавленный диван, так же молча заплакала. Лена изумлённо уставилась на гостью. Чтобы Таня вдруг заплакала?!! Да такого быть не может! Таня и слёзы – это что-то несовместимое!
Но Таня действительно плакала! Наконец подняла голову и тихо произнесла:
– Сегодня Серёжу привезли. Оттуда. Грузом-200…
У Лены в голове словно молния вспыхнула. Серёжа! Серёжка Непомнящих, их общий друг и защитник! Вместе росли, вместе ходили в школу… Год назад парня призвали в армию. Первые месяцы от него регулярно приходили письма с треугольными штампами на конвертах. Потом стали всё реже и реже, с номером полевой почты вместо адреса и со скупыми строчками: «Привет, девчонки! Жив-здоров. Остался год. Ждите!». Последние три месяца от друга не пришло ни слова. Подружки засыпали почтовые ящики письмами, а ответа на них не получали. И вот теперь… Груз-200! Они знали, что это и откуда он приходит…
Через две недели после похорон Серёжи Лена стояла перед военкомом, настойчиво объясняла своё стремление, даже необходимость лететь туда, в Кандагар.
– Понимаете, я – фельдшер, я работаю на «Скорой», я умею делать перевязки, уколы, мыть, переодевать, таскать! Я всё могу, что надо делать! Мой товарищ там погиб! Мы с ним с детдома вместе! Я должна!
Пожилой полковник с жалостью смотрел на девушку, покачивал головой и молчал.
Через полтора месяца в Ташкенте приземлился военный транспортный самолёт, среди его немногочисленных пассажиров была и Лена. Дальше – Кабул, потом – Кандагар. Военно-полевой госпиталь, кровь, стоны, рваная человеческая плоть, смерть…
Однажды к ним привезли молодого лейтенанта, окровавленного, наспех, кое-как перебинтованного, с пулевым ранением в живот. Виктор Сергеевич, хирург, закончив четырёхчасовую операцию, при которой ему помогала Лена, снимая перчатки, устало произнёс:
– Не знаю, не знаю, сделал всё, что мог, – военврач задумчиво покачал рано поседевшей головой. – А дома мама, наверное, ждёт. Богу молится. Возможно, и девушка. Или жена… И даже на Большую землю сейчас нельзя отправить, не перенесёт перелёта…
Почти месяц Лена практически не отходила от Олега: делала перевязки, меняла постель, бельё, кормила с ложечки, поила лекарствами, «утку» выносила, в общем, выхаживала. Через несколько дней, придя в сознание, Олег постоянно спрашивал уже знакомую, ставшую даже близкой и родной Лену:
– Я живой? Руки-ноги на месте?
– Живой, живой! И руки-ноги целы, – успокаивала его девушка.
После двухмесячного лечения на Родине Олег вернулся в часть. Мог бы и там остаться, после такого ранения никто не настаивал на возвращении в пылающий Афган. Но не мог он забыть склонённую над его постелью эту тёмноволосую коротко стриженую головку, эти коричневые с мелкими чёрными крапинками глаза, эти припухшие, почти детские, губы, шепчущие какие-то необязательные успокаивающие слова. Он вернулся.
Олег стал первым мужчиной в жизни Лены. На фоне горящих песков, рыжих скал, плюющих огнём, пулями и осколками, крови и боли солдатской их «военно-полевой» роман выглядел, как цветок, выброшенный небрежной рукой на колючий снег.
– Вернёмся – поженимся. Мама рада будет, давно об этом мечтает. И у тебя мама будет. Она добрая, – часто говорил Олег. И Лена уже твёрдо знала, что будет эта, пока незнакомая женщина, подарившая ей судьбу, и её мамой.
Через какое-то время Лена почувствовала, что беременна. Олег обрадовался, словно ребёнок, получивший неожиданный, но такой желанный подарок. Как положено, о сложившейся ситуации доложил командиру. Тот немногословно резюмировал: «Кудрявцеву – с первым рейсом домой, ты, Зайцев, пока остаёшься!».
Вечером собрались близкие друзья-сослуживцы, выпили по глотку спирта, для Лены где-то раздобыли бутылку минералки. Поздравили и пожелали «остаться живыми». Через неделю Лена улетала. К маме Олега в Новосибирск. С письмом от сына.
Зайцевой Лена так и не стала. Не успела. Уже на восьмом месяце беременности две женщины, с нетерпением ждущие каждой весточки в конверте с номером полевой почты, получили её. От командира. «Лена, Мария Викторовна, мне очень трудно писать об этом, но я обязан. Олег Зайцев погиб при исполнении интернационального долга…». А следом пришёл в их дом и «Груз-200».
Лена не помнила, как пережила эти дни. Только цинковая закрытая коробка, цветы и троекратный залп холостыми патронами. Да ещё тёплая рука мамы, поддерживающая её, и тихий шёпот белесых искусанных губ: «Леночка, мы должны это выдержать! Ради него, ради маленького!».
Олежка родился почти на месяц раньше срока. Две женщины отдавали ребёнку всю свою нерастраченную любовь и нежность. Мальчик рос в тепле и ласке.
Лена окончила институт, стала хирургом, как и мечталось когда-то. Работала, растила сына, Зайцева Олега Олеговича. По настоянию Марии Викторовны и её же хлопотами смогли так зарегистрировать новорожденного.
Время утекало, как вода в песок. Вот Олежка уже в шестом классе. И мама-бабушка ушла к сыну, туда, на небеса. Но до сих пор по ночам Елена Николаевна видела взрыв, огонь, колючие осколки мины, которые лишили её счастья, судьбы.
Ресницы спящей женщины дрогнули, и она открыла глаза. За окном темно, в комнате – слабый рассеянный свет торшера. Из соседней комнаты через приоткрытую дверь доносится приглушенный звук работающего телевизора. Она поднялась с кресла, сделала несколько шагов и встала на пороге. Олежка сидел на полу и, не отрываясь, смотрел на экран. Там, в пылающем комбинезоне, отползал от горящего танка Егор. Чуть скрипнула открывшаяся шире дверь. Мальчик оглянулся и торопливо вытер кулачками глаза: «Мама?»…