«О, одиночество, как твой характер крут!..» - пела я тогда? Наверно. И уже ощущала его и «на вкус», и «на запах», и «на цвет»… А ведь мне не было и тридцати. Отчего же одиночество было моим состоянием? – Всё очень просто: это был самый сексуальный возраст, а рядом не было мужчины.
На экран вышел фильм «Служебный роман», который большинство советских людей воспринимали как комедию. В зале ржали… А у меня лились тихие слёзы; я ими буквально захлёбывалась. История Людмилы Прокофьевны была для меня драмой (слава Богу, с хорошим финалом!) – моей личной драмой. Вот она идёт на работу раньше всех, и шаг её тяжелый и усталый (наверно, одиночество придавило её походку), и торчит там допоздна: ей не хочется возвращаться в пустой дом. Вот – боится по-человечески разговаривать с ухаживающим мужчиной – она осторожничает, не веря в свою привлекательность и не доверяя мужчине – это одиночество убивало в ней женщину… У неё твёрдый характер, но, однако, и она под натиском мужского внимания не выдерживает. Особенно, когда ей дарят цветы. …Она поправляет гвоздику, которая сломалась и склоняет головку… Проигрыватель не тянет пластинку, и она пальцем подталкивает её, чтобы музыка звучала ровнее… - А я ещё клала ластик для утяжеления головки с иглой с той же целью… «Был бы мужчина в доме, он бы починил, - думала я и, наверно, Людмила Прокофьевна Калугина…
Говорить только о том, что думала я, чувствуя своё женское одиночество, было бы как-то однобоко. Мужчины рядом не было. Вернее, он был, но ждать его приходилось долго. Один-два раза - в месяц! – он делал мне подарок: свой визит. Мужчины, на мой взгляд, намного практичнее что ли… Он был в разводе, но жил в одной квартире с бывшей женой. Впрочем, бывшей она была тогда, когда ему было удобно это преподнести. Она и теперь «бывшая», но пренебрежительная форма её имени, звучавшая тогда, сменилась на ровную и даже уменьшительно-ласкательную.
Впрочем, я всё о том же. А хотела о другом. У меня рос сын, и я одна пыталась заменить ему отца. Мы ходили в кино, в походы, ездили на Волгу, занимались фотографией. Я купила ему дорогущий по тем временам и своим возможностям велосипед. Спортивный. Красивого серо-бордово-серебристого цвета с рулём в форме бараньих рогов. Я возила его по городам и весям… помню, как в Москве фотографировала его на площади у ВДНХ возле первых появившихся – и только в столице – иномарок.
Вела активную общественную работу и кроме партийной и комсомольской (это, кстати, было и интересно, и сложно, и как бы само собой разумелось…) – готовила и проводила цеховые вечера. Люди тогда умели и работать, и отдыхать. По отношению к работе, по моему твёрдому убеждению, можно сделать выводы о человеке. И не ошибёшься. Правда, теперь гораздо сложнее определиться с работой. Мы-то знали: диплом в кармане – и тебя ждёт рабочий стол (место, станок, верстак, пульт…) и коллектив, способный и готовый научить, объяснить, поддержать… Теперь – и два, а то и три диплома – не факт, что найдёшь работу по выбранной профессии. Всё чаще выпускники ВУЗов, в том числе и с «красным» дипломом, стоят на рынках (моё поколение) или работают в супермаркетах продавцами. Правда, обозвали их по-современному: менеджер по продаже… Как ни назови, а итог один: невостребованность.
…Ещё я ходила на лыжах, занималась в так называемой группе здоровья, где за совершенно символическую плату мы играли в волейбол в спортзале школы или стадиона. Наши копейки шли, очевидно, на доплату уборщице за уборку помещения.
Я очень любила бывать в лесу. То – с родными за грибами поедем или отмечать чей-нибудь день рождения, то с приятельницами просто бродили и разговаривали обо всём и ни о чём… А когда мне было совсем плохо, я в лес не шла – бежала. Там ложилась на спину, раскидывала руки в стороны, образуя крест, и лежала так, набираясь сил от земли. Иначе, знала я, мне было бы не выжить. Ещё спасала поэзия. Сама писала крайне редко, стесняясь написанного, а хороших авторов читала с удовольствием.
Во всём, о чём я тут рассказала, были свои «подводные камни»: мужчина, которого я бурно и продолжительно любила, не собирался ничего менять. И когда он среди ночи садился и начинал натягивать носки, я его просто ненавидела. Внебрачных детей общество наше, надо сказать, не жаловало, а одиноких матерей, всех, без исключения, считало шлюхами. Работа, когда я стала неплохим специалистом, казалась мне неинтересной. Да и денег едва хватало: на мою инженерную зарплату мы жили вдвоём. Государство, правда, платило пособие 5 руб., а потом, когда получать его оставалось год или два, стало платить 20 руб. «Папаша» ходил мимо и никогда ни копейки не дал сыну, не сказал доброго слова…
Экономила я на еде и дешевой одежде. Впрочем, на многом экономила. Но и не отказывала себе во многом…Главное, что дом мой был открыт всегда и для всех. В нём бывали подруги. Дружба была, как мне казалось, на всю жизнь. Но потом вдруг выяснилось, что… ничто не вечно…
Во многом я была слепой. Теперь я прозрела. Так бывает. Только жить, понимая многое и видя глазами, значительно труднее. «Ведь самое главное глазами не увидишь…» Раньше я видела сердцем. И, кажется, оно меня не подводило…