Мне снится увлекательный манёвр:
на четверть докурив свою сигару,
я стряхиваю пепел на ковёр
движеньем незаметным. И не стану
тревожить однозвучный пылесос
(не потому, что мне ковёр не дорог
(персидский он, пять сантиметров ворс,
и цвет похож на свежий кислый творог
с орнаментом из персиковых струй)),
униженно втыкать в розетку вилку.
Я сам себе хозяин, не холуй.
И не бывает у меня каникул.
Я, барствуя и лёжа на тахте,
так воплощён в своём обрюзгшем теле,
привыкшем только кушать и пыхтеть,
что таинства и волшебства мистерий
и жутких ритуалов, суета,
кипенье, будоражащее разум,
всё, что зовётся жизнью- пустота,
порой не замечаемая глазом,
открылась мне пугающей стеной
без края. Перевёрнутые тапки
валяются небрежно под тахтой,
а рядом размалёванные танки
выбрасывают сизый выхлоп. Газ,
смешавшись с ароматом прелых пашен,
похож на разложившийся топаз.
И женский крик- предикт смертей- не страшен:
всё растворится, сгинет в пустоте,
размажется по хлебу слоем масла;
в молекулы распавшись в животе
и перейдя в энергию и массу,
лишь подтвердит один простой закон-
закон непротивления и страха.
Агами вновь найдут Иерихон.
Во всём знаменья будущего краха.
Тускнеет глянец, облетает флёр.
Движенья незаметны, рефлексивны.
Заканчиваю жизнь. Или манёвр?
Закономерно. Или не красиво?