Харя

Владимир Лаврентьев 2
           ХАРЯ.      
     Отповедь «совка».
                Лежит Ваня на диване
В привычной позе:  «Безработный у экрана».
За работой дибилизаторов уныло наблюдает
И от бессилия страдает.                Снова клинья вражды и ненависти забивают.                Чужих понять несложно, почему нам сатанинские напевы напевают.                Да русские - то, русские. Под чужую фонограмму подпевают. 
С канала на канал переключает,
Но ничего достойного внимания не встречает.
Чужую мать в контексте непристойном с яростью упоминает.
И светлое прошлое с ностальгией вспоминает.
Вдруг возглас: «Ого! Вот это харя».
«Ну - ну. Какая ж это харя?
Это вовсе и не харя.
Это личико имярека
Вот он как раз специалист по харям".
Скажи, имярек, а что лицо
Бывает лишь у подлецов?
Когда-то он меня достал.
Теперь вот редко появляться на экране стал.
Может быть, другие времена настали?
Но радовался, как оказалось, зря
Пакостит теперь он втихаря.
Ведь телевидение у них в руках.
Вот потому мы постоянно в дураках.
И, правда. Вот он, мой родной.
Всё о рынке с песенкой одной.
Да агрессивно выступает.
А в красноречии и Жириновскому не уступает.
Людей советских совками обзывает.
И харями презрительно нас называет.
Стал другим, какой-то новый облик обретает,
Но как всегда, экрана не хватает.
Кажется, совсем другим наш благодетель стал.
Даже и чмокать перестал.
Какое симпатичное лицо!
Успехи психотерапии налицо.
Потомки революционеров,
Как правило, протекционеры.
Коль старт номенклатурный был,
Взойдёт к вершинам и дибил.
Бывают баловни судьбы.
Всё у них есть, казалось бы.
Всё есть, а вот харизмы нет.
Не поможет здесь и дед.
И если уж такая рожа,
И имиджмейкер не поможет.
Когда-то пожалел имярека я.
Да есть ли у него семья?
Ужели женщина нашлась,
Которой харя по душе пришлась?
А, может быть, как ветер вольный
И обществом мужским вполне доволен?
Лежит Ваня
На диване.
Мысленно имяреку благодарность выражает.
Ожирение ему не угрожает.
Ну, дорвался до свободы наш народ.
И Ваня заглотил свободы.
Приходится теперь опохмеляться.
Разобрался наконец, чему это имярек  мог так злорадно в Беловежье ухмыляться.
Понял, под чью же дудочку иудушки плясали,                Когда Советскому Союзу смертный приговор писали.