... память не имеет срока давности.
... в провинции театр «буржуйкой» греет лиру.
... у кассы – никого на сто двенадцать мест.
Сегодня – бенефис и страсти по Шекспиру
про драму двух сердец, подавших на разъезд.
Застыли тушь и грим. Но это – поправимо,
согреет душу слух, проползший как сквозняк,
что был с утра готов администратор Фима
всю выручку пустить на праздничный форшмак.
Пора давать звонок. Но нервно курит автор,
взирая в зал пустой тайком из-за кулис,
и мрачен режиссер, непризнанный новатор,
надежда и кумир стареющих актрис.
... звонок. И уплыла на занавесе птица,
на сцене – реквизит, добытый напрокат…
... финал обид интриг, сомнений репетиций,
теперь один партер – судья и адвокат.
... Актёр – он обречён за проповедь искусства
на маску разменять свой возраст, облик, вес,
но если храм пустой – то и на сцене пусто,
когда он в грешный мир спускается с небес.
Но храм совсем не пуст – долой «пустые» слухи! -
последний ряд тебя приветствует, актёр! -
продрогших пацанов из местной «ремеслухи»,
пустил погреться в зал безногий билетёр.
Рванули бы в кино три дня как горожане,
но нет и двух рублей в кармане на билет,
где джунгли и Тарзан, повисший на лиане,
и можно закурить, когда погасят свет.
... Попробуй, разобрать, коль всё в глазах рябое;
... который, под пОлом, - бубнит, как пономарь;
... да, ладно, посидим, есть время до отбоя,
и молча пососём один на всех сухарь.
... дела минувших дней со сцены пыль сметают,
история любви, как вечность, не стара.
И дальний ряд притих. И парни сострадают
отчаянной борьбе коварства и добра.
Такое пацаны почуяли впервые,
(в селе – не до того, когда пастух и жнец),
как сцена и партер – соавторы живые,
с совпавшим в унисон биением сердец.
... «подкидыши» со сцены, ставшие родными,
своей до слёз на нас похожею судьбой,
и пусть у них чужие городок и имя,
печальный тот роман – он был про нас с тобой.
... потом, потрясены неправедностью драмы,
оглохнув от кулис внезапной тишины,
сидели пацаны и шмыгали носами,
не веря, что вернулись в жизнь после войны.
... на улице – фонарь, ослепший в завируху,
и надпись «НЕТУ МИН» сапёра Фомина,
и вера – одолеют голод и разруху,
узнавшие любовь три тощих пацана.
... артисты нам тогда безденежье простили
за пивом на разлив и банкою хамсы ...
А, может, просто слуги Хроноса забыли
вперёд перевернуть песочные часы.
... вся жизнь, порой, театр. Увы, провинциальный,
где будни и мечты ведут незримый спор,
где драмы ставит быт и в «повести печальной»
уже не разобрать – кто зритель, кто актёр.