И скучно, и грустно, и замерло всё…
Не верится, что до рассвета.
В примолкнувшем небе горит колесо
Опасного красного цвета.
Оно освещает не дол и не лог,
Не ленту пустынного тракта,
А сцену. На сцене играют пролог
Последнего, может быть, акта.
На ней громоздятся дома-корабли,
Ржавея на вечном приколе,
И дворник раскосый купает в пыли
Лопату. А может, дреколье.
И душно. И дикое поле сквозит
В улыбке его терпеливой.
На шею взбирается век-паразит
И виснет уродливой сливой.
И глухо. Лишь дальний рокочущий гуд
Беззвёздными слышен ночами,
Как будто архангелы строем идут,
Идут и гремят кирзачами.
А мир улыбнётся во сне, как дурак,
Почешет набитое пузо…
Кому-то не спится — и значит, он враг,
Поскольку кретин и лузер.
У тех, кто не спит и не рвётся в тузы,
Остался последний довод:
Смотрите — саднящие дёсны грозы
Сожмут оголенный провод,
Чтобы молнией, крыши в труху круша
И плавя громоотвод,
Навылет пробила эфир душа:
Мы живы. С утра — в поход.
2009