(Фантасмагория)
Предисловие
В 1999 году страна праздновала 200 лет со дня рождения А.С. Пушкина. Я была ученицей 11 класса. Был объявлен конкурс сочинений о Пушкине. Вот тогда-то и родилась моя фантасмагория..."Я и Пушкин"... Именно тогда я узнала, что за зверь такой - фантасмагория))))
Я хранила это сочинение 11 лет. А с месяц назад обнаружила, что оно куда-то пропало... Искала везде!!! Могла и маленькая дочка выбросить - она любит "каку" в мусор носить)), могла и я случайно... Было обидно...очень...такая память о школьных годах... И наизусть не помнила, конечно...
Я решила обратиться к свей учительнице по литературе, под чьим руководством я его писала, Наталье Анатольевне Осиповой. И... о чудо!!!! Она бережно хранила свой экземпляр все 11 лет!!!! Сохранилась даже иллюстрация, сделанная для сочинения мамой моей подруги, художником - Джансуевой Ириной Ивановной!!
Спасибо Вам, Наталья Анатольевна!!! И не только за сочинение! Вы научили меня любить слово...
Вот такая история... а теперь, собственно, само сочинение)))))
«Косинус суммы двух углов равен… сумме… Чему? Косинус суммы… равен…»
Кап… Кап… Кап… Дождь – слякоть – темно…
«Косинус суммы…»
Кап… Кап… Кап… Капли падают на крышу, словно на голову… Скатываются… Кап… Кап… Подоконник и - вниз…Косинус клином сидит в голове… Кап…Кап…
«Буря мглою небо кроет», - приходит мне на ум.
Вдруг эта каша из восприятий прерывается чьим-то «Здравствуй».
- Доучилась! – моя первая мысль.
- Здравствуй!
- Нет, мысли два раза не здороваются…
Поворачиваю голову. Глаза – смотрят. Чьи? Юноша. Не знаю его, но что-то знакомое в его облике. Глаза? Лицо? – Волосы! Кучеряшки! – Пушкин? Бред!!!
- Здравствуй! – терпеливо повторяется в третий раз.
-Здра…вствуй – те!
- Ты вянешь и молчишь; печаль тебя снедет… Твой телефон молчит, в дверь не звонят, не пообщаться ли со мною?
- Но кто Вы, monsieur? Откуда? Как сюда попали?
- Ну что Вы? Вы ж меня узнали!
- Да.…Но.… Поверьте, я с трудом могу понять, что происходит!
- Забудь про все! Давай на «ты». Побудь сама собою! … ...
Я - Ну, если так.… Тогда позволь спросить тебя о детстве, о Лицее. Я знаю Пушкина лишь как поэта. Его стихи люблю, скажу я, не кривя душою. Я помню Лукоморье, дуб, кота, русалку.… Да…Царя Гвидона. Не обойтись здесь без поклона тебе, чьи строки много лет уж излучают чудный свет. Но прочь поэзию! Я не хочу о ней. Ты вспомни и поведай мне один из самых чудных дней в твоей судьбе.
Он - Их много было. Судьба везде меня носила, но не забыть мне никогда того «Лицейского села». Нас тридцать было. Был октябрь. Но выпал снег. Все собрались в огромной зале: чиновники, инспектора и мы, конечно, детвора. Я помню… Императра Александра в сопровождении императриц. Я помню Пущина, ты знаешь, мой друг детства, детства и всей жизни. Я помню выступление профессора Куницына.
Я -Это о нем?
Куницыну дань сердца и вина!
Он создал нас, он воспитал наш пламень.
Поставлен им краеугольный камень,
Им чистая лампада возжена.
Он - Да. Я говорил о нем на годовщину.
Я - А вот о Пущине. Ему посвящены вот эти строки. Но о чем они?
Помнишь ли, мой брат по чаше,
Как в отрадной тишине
Мы топили горе наше
В чистом пенистом вине?
………………………….
Помнишь ли друзей шептанье
Вкруг бокалов пуншевых,
Рюмок грозное молчанье,
Пламя трубок грошевых?
Он - Здесь речь веду о шалости лицейской я. Однажды мы решили выпить гогель-могеля. Достали ром, яиц и сахар. Чуть опьянели – и пришла расплата. Троим зачинщикам – Я, Малиновский, Пущин – пришлось несладко после «пьяной гущи». Нам велено тогда было молиться на коленях, сидеть в конце стола, куда ссылали из-за поведенья. Занесены мы были в черный список, но он остался лишь в волненьях. Да что все обо мне? Я знаю, ты – любительница эпиграмм, известных лишь твоим друзьям.
Я - Беру пример с тебя! Я знаю, что в лицее клеймил своим стихом ты тех, ко попадал в влиянье чудной силы:
Вот здесь лежит больной студент –
Судьба его неумолима!
Несите прочь медикамент,
Болезнь любви неизлечима!
Ты помнишь, говорила я, что не желаю говорить о лире. Но вот я поняла, что нет тебя без лиры, что лира – это жизнь твоя. Поэзия – тот чудный мир, в котором ты живешь и грезишь; но не понятно, кто дарил – поэзия тебя, иль ты – поэзию? Ты и стихи – это одно. Стихи есть жизнь, а жизнь есть лира.
Я счастлива, что суждено мне быть сегодня здесь с тобою, ведь я восхищена судьбою твоей нелегкой, непростой.
Он - Давай забудем! Бог с тобой! Моя судьба ничем не отличима от судеб тысяч!
Я - Ты не прав! О тысячах не помнят. А в общем, будь по-твоему.
Я знаю, много ты читал, опережая сверстников своих. Но не был никогда заносчив, горделив, лишь был самолюбив; но ряд природных дарований, усердие и самолюбие – есть признак доброй почвы.
Он - Ты мне льстишь!
Я - Нет, так говорили многие, в особенности, друг твой – Пущин.
Он - Оставим это!
Я - Знаешь, я убеждена, что дарований мало для поэта. Должны быть «впечатленья бытия», заполнившие душу твою светом, который ты нам льешь в своих стихах.
Он - Ты хочешь знать, что побуждало меня быть поэтом? Я просто жил, любил, переживал, потом перу все это предавал. На чистый лист ложились строки…
Я - Но ты ведь не был «однобоким» в своих стихах…
Он - Здесь велики истоки… Истоки не семьи, а чувств и впечатлений. Я помню бабушку с ее прекрасным русским языком и чтенье… Я помню няню… ее любовь и ласку. Не позабыть мне ни одной той сказки…
Ты, детскую качая колыбель,
Мой юный слух напевами пленила
И меж пелен оставила свирель,
Которую сама заворожила…
Жизнь мне сама давала повод для стихов. Будь то семья, природа иль столица. Я рад, что суждено в Москве было родиться. Я помню кремль, сей памятник старинный, просторечивый слог людской толпы, московский быт не только бедноты, но и чудачества московских богачей, то ездивших в санях по летный мостовой, то строивших себе китайские дома с драконьей головой.
Я - Края Москвы, края родные,
Где на заре цветущих лет
Часы беспечности я тратил золотые,
Не зная горести и бед….
Он - Такой была … краса Москвы стоглавой, родимой прелесть стороны…
Я - Я знаю, был ты в Таганроге. Не знаю, для чего (может, заехал по дороге), но здесь возникло Лукоморье?
Он - Увидев море, мы остановились и любоваться волнами на брег пустились. Ради забавы Маша вслед за волнами бежала и весело смеялась, когда волна ее уж настигала.
Я - Так вот где родились вот эти строки!
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурною чредою,
С любовью Лесь к ее ногам.
Как я мечтал тогда
с волнами
Коснуться милых ног
устами….
Он - Да, ты как всегда, права… Дон волновал еще меня в этом краю. Казачья вольница, ковыльи степи. Как чудно было б провести здесь молодость мою…
Я - Блеща средь полей широких,
Вот он льется,
Здравствуй, Дон!
От сынов твоих далеких
Я привез тебе поклон…
Да…многое давало повод взять перо. Но, знаешь, кажется мне, что, говоря о бабушке и няне, ты позабыл упомянуть об атмосфере дома твоего. Твой дядюшка был, скажем, литератор. И собиралось общество у вас: Жуковский, Батюшков и Карамзин, однако.… Ведь это не могло не повлиять на жизнь твою, мой милый собеседник?
Он - Это так! Мальчишкой забирался в уголок, стараясь быть как можно неприметней, искал я в разговорах взрослых толк.
Я - Еще хочу спросить тебя о встрече, которую, я верю, не забыл. Ты помнишь, как ты был Державиным замечен, когда в Лицее в январе экзамен проходил?
Он - Да, этот день – один из самых главных в моей судьбе. Я был тогда поэтом утвержден…
В своих стихах старался я пролить свет лишь на правду, за что не раз был осужден. Но в дни разлук, в дни горестей, печалей мне лира верною опорою была. Ты знаешь, никогда я не искал слова, чтобы сказать, как я люблю Россию. Я просто лирою народ свой возносил. Да, ты права – поэзия – мой мир.
Я - Послушай, а любовь? Ты не сказал о ней, о чувстве, коего нет тоньше и нежней. Кто твой кумир?
Он - Это отдельная глава. Она сложна, чиста и необъятна. Ты посвятишь сама ей вечера…
Прощай, мой милый друг!
Я - Постой! Куда же ты?
Кап… Кап… Кап…
Что это было? Сама с собой я говорила? То призрак или свет, что мне ниспослан был? Откуда? Какой-то бред. А может чудо? Иль сон? Но нет, я не спала. Вот даже… алгебра моя. И дождь…Темно…
Кап – крыша… Кап – стекло…
В душе такое вдохновенье…
… Я помню чудное мгновенье…