Февральским солнцем редким
рассвет до слёз прищурен,
разглядывают ветки
обрывки партитуры.
Залётным гастролёром
ручей спешит пробиться,
и с хрустом снега спорит
нахальная синица.
Челесты перезвоном
рассыпались капели,
охрипшие вороны
от счастья опьянели.
Слепого ветра пальцы
так чутко и неровно
листают леса святцы,
чтобы названья вспомнить.
Следов пустых колодцы
вода заполоняет,
и в каждой луже - солнце
от края и до края.
На белые страницы
экслибрисов печати
лучи - как летописцы
наносят -
жизни ради.