ЗЭ БЭСТ
2001 – 2009 гг.
*
Everything Falls Apart
кассета заедает
день зажёван
за годом год
мне чего-то не хватает
это
(твой рот)
Your Mouth
всё ментальное летально
всё орально
мне мешают
твои зубы
в этом
мы теперь с тобою вместе
в этом
месте в этом свете
лунном-сером
лунном-красном
я была
лунной-разной
чай из роз
и para bellum
сердце не сердце от боли
комки жалости в горле
камни страха в лёгких
а потом всё было синее с красным
а потом всё было чёрное с красным
а потом всё было серое с красным
и
я как сито
я как лето
кровавые ресницы
обгоревшие веки
чёрные с красным
страницы
дальним светом
иней на стекле
и на радио
помехи
раз на раз не приходится
я люблю тебя
до комы
до колик
до кончиков волос
и полос
и
твой голос
(your voice)
хрип грипп и крик
в провалах памяти
играет мрак
в изгибах совести
THE PERFECT ДРУГ
THE PERFECT DRUG
такие белые
такие белые дороги к Луне
во мне
белым
белым
белым
белым
цинком
ты рисуешь
не видно
я сама
как снег
на ощупь
я всё это свяжу паутиной
я всё это свяжу паутиной
я всё это свяжу паутиной
я всё это.
*
я рисовала нарциссы
и я их поцеловала
они покрылись сетью кровеносных сосудов
что-то вдруг изменится
далеко отсюда
на пионах иней
иней на ресницах
в них зарыться носом
в теплых листьях скрыться
душу в ландыши
ноготки в ноготки
гвоздики в гвоздики
мигрень в сирень
в фиалки
в подснежник дикий
мне для цветов себя не жалко.
*
изморозь иголок
загонит
туман в затылок
ещё один день
продолжит агонию
две клавиши с верхних октав
и пыль с верхних полок
так просто создать гармонию
из боли, песка и разбитых бутылок.
*
белый глаз солнца бельмом заволочен
старый асфальт обнажил свои кости
кончилась сказка, район обесточен
нож маньяка очень остро заточен.
эта весна продолжается вечность,
но появляется только когда
из ничего выползает вдруг нечто
на тонких паучьих ногах
неуверенных рифм
я снова приду
я поймаю твой ритм
только снег белее кожи
только кровь темней волос
то, что мы с тобой похожи –
это даже не вопрос
белый глаз солнца упал в камыши
прочитай мне что-нибудь модное
мне так нравятся ножи
и вообще всё холодное.
*
сумерки тлеют, обуглены тени
лета которого не было
просто кошмар издыхающей лени
с липкими нервами
меня переехали сотни машин
я сделалась пыльной и клейкой
и осенняя ночь к беззвёздной тиши
меня приколола англейкой.
СОН
это было там
где такая тишь
и птицы своё отпели
не могу разобрать
то, что ты говоришь
и мне ли
по низким местам
притаилась трава
облака собирались в стаи
это было там
где любые слова
гвоздями к земле прибивали
это было там
где приятно жить
оставаясь в своей постели
со всем
что могло было быть
и всем, тем что мы не сумели…
*
осень провисла, поблёкла.
в шрамах оконных рам
неба молочные стёкла
а теперь, у меня на руках умирает зима.
METAMORPHOSIS
ты гул в ушах
когда погода камнем
ложится на меня
мне остаётся лишь закрыть глаза
руками
обычно моя кожа
очень прочная броня
но иногда она не помогает
этот звук – это скрежет металла
взгляд где грусть переходит в злость
моё гулкое сердце упало
что-то во мне завелось.
у двери стоять тенью, стать скрипом двери,
растревожить верхушки акаций…
мои глаза – пыль и всё что я вижу – в пыли,
мне теперь всё равно чем казаться.
SILENCE
октябрь, как муха, застрял в янтаре
когда как сейчас так осенне
природа не дышит, цветы на столе
и я в стороне, обхвативши колени
*
по коридорам больницы
ходят печальные принцы.
они так заняты, но взгляды их пусты.
из палаты своей я ни шагу,
ем штукатурку и бумагу
и на полу везде разбросаны листы.
мне скучно; ногти – крылышки жука,
ресницы – проволока и в коленях вата.
я так устала прятать слёзы в кулаках,
но здесь я царь, я бог своей палаты.
MUSEUM
сюда, как в морг, предпочитают не ходить,
здесь занавешено и холодно –
не топят
элизиум соцреализма кроет копоть,
а стены копят
пыль и тишину.
и отовсюду на меня глазеет
мертвецкая мазня холстов
в этом аппендиксе искусства позабытом
единственные други мне –
совковый красный стол
и чахлый хлорофитум.
*
все женщины
с луной обвенчаны
и все они
с ней в сговоре
только я как всегда
ни на чьей стороне…
только я как всегда
ни на чьей стороне
полынь пыльнее пыли
чабрец, бессмертник из песка,
и тот имеет цвет свой
и только я как прежде не имею
и только я как прежде не имею
вода соединяется с водой
кровь с кровью
и земля с землёю
и всё имеет цвет свой
и только я как прежде не имею
и только я как прежде не имею
давно уже лежу
ни бе ни ме ю
ноги и руки растащили
на трофеи
и мне всё снятся
коридоры
коридоры
и в моей спальне песни
пахнут лаком для ногтей.
МРАК
как из кошмара ночь
картонная луна дрожит
на ниточке
сорвётся/захлебнётся
но я ничем не хуже
тоже ведь не прочь
кидать ножи
а после сесть и ждать
когда же небо, наконец, споткнётся
не сдавленное крышами домов
обрушится над этой бездной
и, сняв последний свой покров,
появится бесслёзный и беззвездный.
*
моя шизофрения
от лени я
откровенней и умней
пускай я не буду
буддой
но уйду в мир растений и камней
японский артерий
лучший цвет и критерий
красоты, если где-то на снегу
убить много времени
и звёзды просверлены
темно, я найти не могу
где
моя шизофрения
я убью своё время
и уйду в мир растений и камней.
*
когда твой вид
в моём окне
когда моё кино немое
когда внутри горит
поливинилхлорид
как ни скрывай,
я от тебя не скрою
то, что выходит с кровью
то, что между зимой и весною
трещина только для
лезвия
бритвы
на ржавых качелях луна
приглушены алго-
ритмы
и я готова к штурму
к бою
и на столе
фейхоа и хурма.
КАЛМЫКИЯ
степь зелена
и от тюльпанов терпки
её бессобытийные холмы
смородина
цветёт
и на коленки
чтобы её понюхать, мы упасть должны
к земле стать ближе,
молить прощенья,
каяться
смотреть как в ярко-синей пустоте пение
жаворонка
очерчивает ход светил
а Будда всё блестит и улыбается
(а Будда говорит: «не париться!»)
он всех простил.
*
сегодня пасмурно
весна прошлёпала
ногами мокрыми
по подоконнику
саби и ваби
вокруг да около
и душу припаяло
к панасонику
оттуда из таинственных пластмассовых глубин
всегда прекрасный David Gahen мне слышится
и мрак панбархатный от этого колышется
я многого боюсь
я просто Юсик
и не мудра не по годам
прошу, пожалуйста, прошу
когда я useless, never let me down!
*
промозгло уныло серо
и на ночь глядя с неба наползло
а день был вычищен как лезвие клинка
у самурая
и ведь любовь наверняка
вокруг да около блуждала
на расстоянии плевка
на расстоянии удара.
*
утроба двора инфернальна
суставы ломает сплин
довольна и в этом банальна
луна – кривобокий блин
сухим виноградом исколото
цементное днище балкона
и щемится нагло в комнату
мрак заоконный.
*
халат протёртый, цвет «прокисшая малина»,
впитавший запах кофе с имбирём,
расплескан за застиранной гардиной
бодлеровский, ноябрьский окоём.
надкусаны туманом этажи
что выше пятого и ветки тополей.
во влажной, обездвиженной тиши
акации изящней и черней.
и хочется, вдохнув не выдыхать,
чтобы не содрогнулся воздух клёклый.
глядеть и впитывать эту простую благодать
к холодным прислонившись стёклам.
О, ДЕКОДАНС
сдаётся мне, мой друг, мы
родились на сто лет позже
чем должны были
в нашей крови плывут
анахронизмы,
полупрозрачные метафоры,
извивы шёлка, перья павлиньи
нам ближе, чем прямые линии
мы выбелим лицо, поднимем очи горе
переплывём абсента море
на Остров Мёртвых выбросит нас шторм
но не найдя и там товарищей по духу
пошлёпаем по ровной глади вод
обратно, проклиная невезуху.
чёрт, что же ничего нас не берёт.
*
«твоя звезда так ярко светит
и оставляет дыры с рваными краями…»
как жаль, меня нарисовал Пикассо,
а я хотела, чтобы Модильяни,
иль Эдвард Мунк, чуть выйдя из запоя,
тогда бы тень моя взметнулась по обоям
и распласталась на помятой простыне.
вот это сон…
как жаль, что я не в этом сне…
во сне другом я,
где бреду во мраке ночи
и в дом стучусь, который заколочен,
пою глухим, испрашиваю у немых ответа
как мне скорей уйти
прочь от звезды твоей
погибельного света.
ПИСЬМО
Ах, Александр, Вы – засранец!
Разбили сердце Вы моё.
Я вспоминаю Ваш румянец
И по утрам пью мумиё.
В наш век высоких технологий Internet’а
Я каждый день Вам письма по e-mail’у шлю;
И письма эти остаются без ответа,
Что очень ранит душу нежную мою.
Ах, Александр, Вам доверилась как другу,
И что за хрень такая, лишь от слёз удушье…
Я вот пойду, и сделаю сэппуку
В ответ на Ваше равнодушье!!!
*
вот серый день, вот мост, вокзал –
отрыжка сытого ампира
и город, как мишень из тира
и как бельмо в моих глазах.
старых хрущёвок образа
и новых, мракобесных – образины,
и к тусклым внутренностям магазина
льнёт виноградная мёртвая лоза…
в такие дни так хорошо ходить пешком
зачерпывать ногой грязное месиво
и так легко внутри, и так невесело…
ИЗ ЖАЛОБЫ В САНЭПИДЕМНАДЗОР
какие-то уроды ночью
в нашем дворе пластмассу жгли
и едкий дым поливинилхлорида
так, словно чья-то затаённая обида
едва касался чуть заснеженной земли.
и экзистенция моя вдруг стала запредельной
(а лазер в жёлтом небе как мессия
тем временем расцвечивал пар из котельной)
и рефлексия приводила к асфиксии.
ОПТИМИЗМ. СОНЕТ
Вот так к народу нисходить с Парнаса…
Беру перо, а хочется бензопилу
С лица не сходит удивления гримаса, -
Ах, и зачем на свете я живу?:...
Неблагодарны все кругом и недалеки.
Не в состоянье, да и не хотят понять,
Как тяжело несчастному калеке
Такой груз гениальности поднять.
И суицид, право ж, такая глупость –
Ведь ни одна тварь на могилке не всплакнёт.
Со всех сторон душат посредственность и грубость,
Но не прервать им мой восторженный полёт,
Не затушить тот светоч, что внутри трепещет…
Так с оптимизмом я смотрю на вещи.
БАЛЛАДА О ЗЛОМ ИСКУССТВОВЕДЕ
Бывало, выйдет утром злой искусствовед
И так он ненавидит белый свет
А тот ему в ответ всё рожи кажет
Какие редко встретишь в Эрмитаже
Такие типажи сидят в маршрутке,
Что опускает Питер Брейгель руки.
«Попрятали, паскуды, Ватто и Ренуаров;
Вместо Буше – одни сплошные икорше…»
Вот так бредёт он вдоль осклизлых тротуаров
И зёрна человечности гниют в его душе
Налево взглянет – там кольцо трамвайное,
А жутко всё, как на холстах Хельнвайна
Направо взглянет, странно – место пусто,
Да нет, то актуальное искусство.
Но ретроград герой наш, потому бутыль портвейна
Он распивает со скелетами Хольбейна
Он на своих хрупких плечах тягает вечность
Да воспоём ему Хвалу!
ЗЛОЙ ИСКУССТВОВЕД И АКТУАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
На выставке одной наш Злой Искусствовед
Увидел инсталляцию такую,
Что, содрогнувшись и терпенье потеряв,
Решился он: «всё, на ***, атакую!»
Плеснул бензина и поджёг и растоптал,
Втопил в цемент, засыпал известью гашённой…
Когда ж утих его эмоций шквал,
Стоял он словно громом поражённый –
Опять, бля, инсталляция пред ним,
Да ещё краше и концептуальней,
(И критик говорит: «какая п’гелесть…»)
Арс, сука, лонга, вита – брэвис.
ПРО РОК
мне приснился сон
и во сне был он,
и он мне говорил такое…
подреберье жгло,
потекло в кровь тепло,
мою кожу сдирали крюкою.
я была одна.
слов пустой формат;
в каждом пикселе он на экране.
это было там,
где прорезал тишь
дикий шёпот его камланий.
за ударом удар,
так мне дан был дар
и занозы алмазами стыли.
в бури пыльные я
превращаю с тех пор
подкроватные катышки пыли.
*
в тени моего необъятного эго
цветёт лебеда, засыхает либидо
и на километры там нет человека
и призраки бродят всё больше для вида…
торжественна тень, ветер пахнет полынью,
мне надо сгонять за лекарством в аптеку,
чтоб справиться с очередным полнолуньем
в тени моего необъятного эго.