Ты говорила себе столько раз,
Что это сможешь пройти, не прогнуться,
И наступала в замерзшую грязь
Сплошной подошвой резиновых бутсов.
Все было проще и было сложней.
Ты увязала в бесцветные лужи.
То становилась кому-то нужней,
То никому становилась не нужной.
Все было плохо или хорошо,
А иногда беспросветно и мутно.
На длинных линиях проводов,
На мокрых листьях, на старых фрамугах
Читалась скудость заброшенных мест.
Ты тосковала по старому дому,
По старой церкви на темном холме,
По паутинам, по лапам еловым.
Потом тревожно смотрела вокруг
И понимала, что дом тот заброшен
И палисады отбились от рук
В густой крапиве, повсюду поросшей.
Свет тусклой лампы дотлел и потух,
А дождь струится, себя не жалея.
На мокрой крыше железный петух
Совсем один, и ему тяжелее.
Ты так всегда рассуждала в себе,
Когда никто не знал и не видел,
И замечала меж досок в плетне
Большую кисть ярко-красной рябины.
И часто, в стынь сапогами внедрясь,
Ты шла и злилась на марева просек,
На кое-где не застывшую грязь
И неуютную долгую осень.
Тебе хотелось в тенях увядать,
Хотелось быть и не быть одновременно,
Но в жизни каждого было вот так,
А не с тобою одною, поверь мне.
У каждого были и ровные сны,
И предрассветные липкие ночи.
А потому - подожди до весны,
И снег растает, и все будет проще.
(30.03.2002, г. Курган)