Я стою – неприкаян,
без меча, без коня.
В моей горнице Каин
поджидает меня.
НедремАнное око –
взгляд лихой и дурной.
И удача до срока,
пронеслась стороной.
Где-то мимо – О боже! –
вот и дым без огня.
На прокрустовом ложе
распинали меня.
Брали скопом – не стыд ли, –
в аккурат на ура.
Горлопаны набрыдли,
лозунги – мишура.
Всё богатство и книги
злой родитель пропил.
За спиною интриги
и вся жизнь на цепи.
Увели басурманы
мою Музу в гарем.
И побои, и раны –
мой последний ярем.
Для такого ль уродца
и покой, и уют?
Воду пью из колодца –
я – в который плюют.
Но как саван срываю
я годов пелену.
И от ближних скрываю,
и жую белену.
И молчу – я уж плакал,
и не суплю бровей.
Не бывал я, однако,
благородных кровей.
На лице моём матовом
след печали, тоски.
Разрывай и разматывай
душу мне на куски!
Я теперь слишком узкий
в мыслях, да и в плечах.
И к тому же нерусский
в своих русских речах.
Мне мозглявому вольно
В панцирях чужих лат.
И живу хлебосольно,
сам себе панибрат.
Ни секретов, ни тайн
не продам ни по чём.
Мою голову Каин
срубит ржавым мечом.
1992
г. Луганск