I
Кружат, кружат, кружат вороны,
Чёрны тучи на пути,
И на все четыре стороны
Злое карканье летит.
Окружённый рвами тёмными,
Дремлет замок в тишине.
За мостами за подъёмными
Снова нет покоя мне.
Грязь к людским подошвам мажется,
Слякоть, слякоть, слякоть вновь…
А в лучах закатных кажется,
То не снег, не грязь, а … кровь!
Лужи алые под спусками
Знаю, эта кровь – моя!..
И гляжу я в окна узкие
Из-за грани бытия.
Снег капелью, словно оспою,
Под окном моим изрыт,
Отчего так душно, Господи?
И висок болит, болит…
Вижу лица офицерские,
Снова душный, мокрый март…
Нет, не лица – рожи мерзкие,
И бесовский в них азарт…
Как же так – к такому случаю
Не принять надёжных мер?!
«Гордо примет неминучую
Смерть мальтийский кавалер!»
Зря стоял перед иконами,
И за НИХ молился – зря,
Стены все в крови драконовой,
Кабинет – в крови царя…
40 дней – мой пост отчаянный,
А потом - во власть оков,
В замке тенью неприкаянной
В протяженье двух веков
Всё брожу, и свыкся, кажется,
Ветер – в такт моим шагам…
Только в марте слякоть мажется
Алой кровью к сапогам….
Петербург в унылом мареве,
Как же было всё давно!..
Но опять в закатном зареве,
Как в крови, моё окно.
II
Март. Капель. И снова крепость
Нагоняет давний сон…
Что за бред, что за нелепость
Похоронный слушать звон?
Не видать небесной сини,
Морось - слёзы по лицу.
А Михайловский поныне
Замок плачет по отцу…
То ли маски, то ли лица
То ли смерти страшный сон,
Аракчеев и Голицын,
Пален и Наполеон…
Я ли был Благословенный,
Я ль был царь и господин?
Одинок - во всей вселенной
Я один, один, один!
Власть – проклятье и несчастье,
Победитель – побеждён.
Проклят сам и от причастья
Злобным Фотьем отлучён.
И теперь – одна дорога,
Долгий путь моей души -
От печали Таганрога
До сибирских руд глуши.
Все проклятья, все ошибки,
Бред отцова палача -
Всё растает от улыбки
Старца Фёдор-Кузьмича.