На Байкале есть остров Ольхон.
Нанесен не на всякую карту.
Дик и мрачен, волнами укатан.
Материк от него отделен
малым морем.
На том берегу –
гольцы, словно застывшие вольны,
сквозь туман проступают неровно,
с облаками кипящими споря,
их безлюдье ветра стерегут.
Там бродили бродяги –разбойники…
Баргузин, Святой Нос, мыс Покойники –
сколько тайны на том берегу!
Повторяю я эти названия,
Словно сказочные заклинания,
но добраться туда не могу.
Снятся дебри на том берегу,
а на этом рыбацкий поселок,
лают псы, ноги тонут в песке,
степь и хвойный лесок вдалеке.
До парома тут путь очень долог,
а попутка возьмет – не возьмет
Здесь хозяин всему – рыбзавод.
Продают омулька браконьеры.
Нет на острове милиционера,
заменяет его поссовет,
«мэр»- бурят здесь хранитель от бед.
Хлещет звездами в окна мне вечер.
В женском номере топится печка.
Здесь до ночи, беспутна и зла,
забивает соседка козла.
Рассуждает про «жисть» дядя Федя –
виртуоз домино, рыболов.
На крылечке седой зверолов
мне показывает созвездья.
Ему звезды, как компас в пути,
я же в небе способна найти
лишь Луну да Большую медведицу.
Ведь слабее в тысячу крат
над Москвою эти звезды горят…
И созвездье Тельца где-то светится.
Как увижу их, чудится мне
отрешенный бродяга – биолог
и тайги добровольный невольник
с рюкзаком, как с крестом, на спине.
Мне библейская видится ночь,
будто в звездной стихии нас двое,
будто прочь друг от друга бросает
нас ничтожный ковчежек земли.
Ах, зачем мы друг друга нашли!
Белый видится мне пароход
в ослепительно синем сиянье,
шлюпка в море, печаль раставанья…
Ах, как часто мечту мы меняем
на ничтожное бремя забот!
Оттого нам она изменяет,
осыпается пламя золой.
Почему же лишь на расстояньи –
на значительном расстояньи
остается мечта мечтой.
И слабее в тысячу крат
над Москвой те же звезды горят.
1973г.