Когда засыпает мой странный дом, ко мне всегда приходит муза, я пишу свои самые безумные стихи, я рисую свои самые необычайные картины, создаю самую зачаровывающую рассудок музыку, я понимаю смысл происходящего, и мне кажется, что только я один могу передать остальным сущность сути. С восходом солнца и пробуждением домочадцев, Она покидает меня, прощаясь взмахом крыла носи. С Ее уходом погибает очередная муза. Целый день я отрешенно брожу по коридорам психиатрической клиники, оплакивая ее. Слоняясь от стены к стене, я мечтаю лишь об одном: как бы дождаться липких сумерек, которые накроют своей нежной, загадочной сущностью весь мир и лишь половину неба, ибо над второй половиной будет неизменно властвовать Она. Сидя на широком подоконнике больничной палаты и смотря вдаль сквозь мутные стекла, я буду видеть серость повседневной жизни серых повседневных людей через грязную траекторию падения капли дождя по окну. Я буду видеть в них самого себя, находя все больше сходств и меньше и меньше отличий. Три раза в день я проглочу таблетки, принесенные мне медсестрой, молоденькой рыжеволосой девушкой, явно недоумевающей в глубине души, какого черта она делает в этом аду. Я сделаю вид, что медикаменты произвели на меня должный эффект, я лягу в кровать, укроюсь жестким одеялом и закрою глаза, имитируя сон. Я отключу свой мозг, прикажу рассудку замолчать, а мечте – ожидать заветного часа. Душу же я трогать не буду. Ибо это неприкосновенная часть сущности любого создания, тревожить которую имеет право лишь Она. Я пролежу в одном положении несколько часов, я проглочу безвкусный больничный паек и очередную порцию таблеток, запив все это жесткой, грубой водой с резким запахом хлорки. Я выслушаю слова доктора о том, что иду на поправку, вгляжусь в его вымученную улыбку и подслушаю его разговор с сестрой о том, что такому безнадеге, как я, не мешало бы срочно добавить еще таблеток в рацион. Я прогуляюсь до уборной и обратно, столкнувшись по пути с десятком «себе подобных», отличающихся окончательной потерей рассудка и координации в этой тюрьме. Я взгляну на плафон, который через мгновение ока погаснет. Оставляя мой фокус и разум трепетать от подаренных им фантастических образов. Я вновь закрою глаза, наслаждаясь увиденным. Я как можно дольше буду стараться не отпускать от себя эту иллюзию, в душе раздражаясь и злясь на себя за то, что прихожу в трепет от эффекта угасания тривиальной электрической лампочки, такой же искусственной, как и ее создатели. И вот последний из душевнобольных, нервно подергивая плечом, отправляется к Морфию. Из тусклого фантомного образа, оставленного пару часов назад лампочкой, начинает рождать крохотная муза. Это может значить только одно. Да. Это Она.
Она сидится на подоконник, где я сидел днем, манит меня рукой. Я, зачарованно глядя Ей в глаза, подхожу и, ведя взор за движением ее руки, всматриваюсь в расплывчатые образы за окном. Через бриллиантовую траекторию падению капли дождя по стеклу я наблюдаю то, что вижу каждый раз как впервые. Мир по ту сторону стал другим, нежели утром. Муза садится мне на плечо, улыбается и нетерпеливо покусывает меня за ухо. Я со всех ног бегу к своей тумбе, хватаю все необходимое, лечу снова к окну, сажусь у Ее ног и начинаю творить. Творить свои самые безумные стихи, свои самые необычайные картины и самую зачаровывающую рассудок музыку.
2009 г.