Лицо. Морщин густые сети,
две тёмных впадины и щель.
Когда она легла в постель,
из тьмы к постели вышли... эти.
Их было двое. Одному
лицо прошамкало: «Разденься».
Он подчинился, и во тьму
вдруг хлынул свет, как чудодейство!
И светом залита, она
вдруг расцвела девицей юной...
А тот, другой, исчез бесшумно,
он знал, чем кончатся дела.
Был чёрный шёлк непроницаем,
он зелье странное варил,
и дым клубился и, мерцая,
всё поднимался и парил,
и вот уже достиг влюблённых,
оплёл сердца, затмил глаза...
- Пшёл вон, мальчишка несмышлёный!
И в окнах грянула гроза.
Он трясся в бешеном восторге,
как он мечтал, как предвещал!
И вот как в персональном морге
он пил её и поглощал.
И как измятая газета,
она свернулась в тишине,
Ушёл в слезах посланник света,
а чёрт разлёгся на спине:
«Я Вас, старуха, ненавижу,
пусть Вам всего шестнадцать лет,
я знаю тысячи интрижек, -
ведь я умён, а ангел – нет.
Его магическое свойство
так однозначно и старо!
... Вернётся он. Не беспокойся.
Не веришь, - вот его перо.
Навстречу волосатой лапе,
державшей белый талисман,
в неясном хрипе или храпе
тянулось нечто: тлен... туман...
и, наконец-то дотянулось,
и с силой вырвало перо:
«Не в том беда, что всё старо,
а в том, что это повторилось».
И повторилось через день.
И – через два, и через годы, -
ревнивцы ревность пьют как воду, -
сыра
их вычурная тень.
_______________________