4.
Бродят мысли кабиною лунною,
их мотает туда и сюда,
и квартиру мою окаянную
сотрясают небес невода.
Что там ловлею этой надыбано,
что трепещется в темных мотнях,-
чешуистая звездная рыбина,
келья клирика, лысый монах?
Веток хлам иль залистанный Хайдеггер,
иль моллюсков каких вороха?
Помолюсь. Две цитаты – харями,
вдруг засветятся сквозь века.
Эти жуткие маски посмертные
ухмыляться станут, вещать…
Что вы мне диктовать посмеете,
если вас приравняли к вещам?
Ваши веки бумаги мелованной,
ваших лбов марсианский пейзаж,
по поверхности их надбровной,
мыслей волны накатят на пляж.
Остальное все кратеры, кратеры,
а оттуда молчок –ни гу-гу…
И послать бы мне к горьковской матери
это все… Но, увы, - не могу.
И содрать бы скафандр этот тесненький,
и вдохнуть бы предснежной струи,
иль потешиться нежною песенкой—
ведь тем более – все свои.
И Генон, и Булгаков, и Ницше—
птицы, мыши и пауки.
То что ниже –и то, что выше-
шифер крыш и берег реки.
И мудрец –Алконост бомжующий,
и профессор-ученый -дурак…
Я наверно все ж похожу еще,
поищу в комках «Доширак».