Я не коснусь твоей руки –
я прозвучу над ней ладонью
и тень спугну черноворонью.
Я не коснусь твоей руки.
И не желаю подтвержденья –
не говоря, что жизнь – лишь сон;
коснись – и разобьётся он
как плоскость зеркала в паденье.
Осколок в полдень подобрав,
уставший и уже бездомный,
я не увижу и не вспомню
ни нрав волны, ни гибкость трав...
Я думал, мне горит звезда –
живая, глупая, с признаньем,
с цветочной зоной обитанья,
с обычным правом - "навсегда",
с обычным классом в три окошка,
с мечтой в горошек до колен
и с чем-то, что... ещё немножко,
и с тем, что не простит измен.
Я не коснусь твоей руки,
я этих линий не достоин –
их лунный зов певуч и строен,
их светотени глубоки.
А там, на берегу строки,
где лунный образ сохранится,
я – только звук, который длится,
и не коснусь твоей руки.
_________________________