7. Две Венеции.
(фантазия, навеянная собственным путешествием и
«Летейскими водами» П.П.Муратова)
«Всем посвящения венцы
Нам были розданы – и свиток
Прочитан всем, - и всем напиток
Летейский поднесли жрецы»…
Вяч. Иванов. Из сонетов
«Нежной тайны».
Есть две Венеции.Одна из них встречает,
смеется и шумит и праздник обещает…
лениво тратит свой досуг на площади
Сан-Марко, на Скьявони, на Пьяцетте…
и кажется желанной и счастливейшей на свете…
В ней – голуби, огни, столы у «Флориан»а,
разноязычный говор и стекляшки из Мурано…
движенье волн людских напоминает море…
и кажется неведомым ей горе…
ему сюда не просочиться, не попасть –
здесь просто негде яблоку упасть:
играет музыка, журчит толпа людская
по плитам каменным, забот не допуская
о бренности земной… сверкают зеркала,
снуют гондолы, бьют в колокол
на Torre dell`Orologio. Очи долу
тут не опустишь, некогда….
ну, разве что, на пол, чтоб посмотреть
из мраморных мозаик…
и, будь ты, хоть поэт, иль хоть прозаик,
твой голос будет трудно различить –
толпа журчит, поет, смеется и кричит
каким-то общим гомоном безликим…
На это смотрят лев, мозаик лики…
и, все-таки, благословляют жизнь,
прекрасную, как всякая чужая,
увиденная быстро и случайно,
как море с неизменным криком чаек…
(но в тишине его таинственных глубин
нет места для изменчивых картин:
вода прозрачна, если отстоялась, …
здесь слишком глубоко, а шум и шалость –
все на поверхности, на гребнях волн осталось)…
В той жизни прелесть есть, она витает,
как птичка – без забот, как ангел Рая,
как дитя… нет чувства времени…
и все легко, шутя…
И… вовсе этого не изгоняя прочь,
нет-нет, совсем не осуждая,
любя ее и утверждая,
нельзя не осознать, когда совсем невмочь:
устал от праздника (и некому помочь) –
он не животворит, не утешает…
ты – часть толпы, но, все-же одинок,
(и день не в день, и ночь не в ночь)
и этот пир вдруг утомляет…
Но есть Венеция иная...
Она не вся на Пьяцце и Пьяцетте…
Немного вглубь… и шум ее, как ветер
дальний,
слегка напоминает гул вокзальный…,
но вот и он затих…
а редкий звук шагов напоминает стих
или аккорд печальный…,
их ритм, как след воспоминаний тайный,
манит какой-то радостью прощальной…
Воображение скользит по водной глади
и простирается на образы и клади
прохожих редких, мостиков, домов и
дивных арок…,
и жизнь уже не в тягость. Как подарок
ее воспринимаешь, столь бесценный,
что соответствовать ему не всякий мог…
и избранных уже отметил Бог,
таланты разбросав по всей Вселенной…
…И то, что было лишь живописною
подробностью Пьяцетты, - гондола черная,
платок такой же на плечах венецианки, -
здесь выступает в строгом,
почти торжественном
значении обряда векового…
Bella Bianka
стоит на узком Понте дель Парадизо
и мечтает,
забывшись… и, задумавшись, кивает
своим каким-то мыслям, а вода…
вода их поглощает так же, как
поглощает здешние все звуки…,
приковывая странно взор к лону зыбкому
колеблемых и странных отражений…
И Тишина – Silenzio на сердце…
И… вдруг, как будто приоткрыли дверцу
в иные времена, иные нравы –
в Мизерекордия – аббатстве величавом
пустынные тревожные дома
заброшены, как старые тома,
забытые на полках древних улиц…
Безлюдье… неподвижность мелких вод
красивого когда-то водоема,
напоминает давний-давний сон,
внушая чувство тихого покоя,
какого не бывает в этой жизни…
И умирание и таяние жизни тонкое
здесь явлено во всем –
в туманном облике Мурано и
Альп Фриуля снежных, за
ними все, что было в жизни прежней
оставлено… и глубоко уединение Мурано,
лагуной окруженного…
Работницы Мурано так бледны…
Их лица, словно воск, и кажутся
еще бледнее в обрамлении платков…
Не тени ли все это?
Не тень ли и гондола, плывущая к Венеции?
И воды эти – не воды ль смерти и забвения?
Всего лишь призрак прошлой жизни – Венеция,
лишь пир чужих людей
на брошенном когда-то месте…
и прежняя Венеция жива лишь только
на полотнах Тинторетто, Карпаччио,
Тициана, Веронезе и вод летейских гения –
Беллини… - он много написал мадонн,
простых, задумчивых, серьезных…
не грустных, не веселых, а созерцательных
и тихих душ, в которых полнота и прелесть
равновесия… и не таков ли сам художник?
В его картине* запечатлено единственное
верное мгновение меж жизнию и смертью…
в нем тайна чистоты ее глубокой,
невыразимого души покоя…
Мысль о Венеции владеет всей душою,
она сквозит повсюду: в плитах каменных террасы,
в ограде мраморной, улыбке тихих вод,
в прозрачном небе и полете взгляда к вершинам гор,
в прощальном трепетном очарованье мира
и светлом женском образе, волнующем с тех пор,
как был написан он художником мечтательным и мудрым…
И чудо происходит с нами, северянами, вступившими
В Италию чрез воды золотые Венеции –
лагуны воды становятся и в самом деле водами
летейскими… поэтому легко мы пьем вино забвения
в гондоле проходящей, а также
пред старыми полотнами в венецианской церкви, или
блуждая переулками молчащими,
или среди приливов и отливов толпы говорливой
на площади Сан-Марко… И жизнь становится
необычайно легкой ношей и все былое обращает в дым
иль горстку пепла , приросшую к паломника груди…
Bella Italia! Прекрасная земля! Ты – как мечта,
со слабым шумом моря, дарующим лишь
светлую улыбку души освобожденной, испытавшей
очарование и силу вод летейских… так вот что эти воды,
в которых отражаются златые облака… и в крае этом
мы узнаем страну наших молитв, мечтаний и очарований…
и часто там бродили наши души в уединении скал,
в местах соединения моря, неба, суши…
1-5 ноября 2005 г.
__________________________
* Речь идет о картине Джованни Беллини «Аллегория дерева жизни», позднее был найден источник этой аллегории (сюжет взят из французской поэмы ХYI века «Паломничество души». Картина должна называться «Души чистилища».
на фото: Дж.Беллини "Аллегория дерева жизни".