Я этого доселе не писал,
А только думал, по ночам, украдкой,
Над нераскрытой тоненькой тетрадкой,
Как над землею, молча, повисал.
Как резидент разведки, как шпион,
Как спутник перепуганный, кружащий
Над плоскостью, бесстыдно возлежащей,
Открытой взору с четырех сторон.
По плоскости стекали ручейки
Кровавых слез и пота, и клозетов
Срамная грязь с обрывками газеты…
Стекалось все в дерьмо большой реки.
Стекалось все, что звалось человеком:
Там Бабий Яр, Освенцим и Гуллаг…
Там Хиросимы вопль и боль, и страх…
И чей-то мир расколотым орехом
Под ноги пал, мои! Он был моим!
Но я смотрел в него, смежая веки
Уверовав в святое в человеке
Доверившись видениям своим.
Я видел старцев в плашках, орденах,
На паперти, у казино, в столице
И воинов беспомощные лица…
И как-то мельком, вдруг и впопыхах,
Узрел ребенка на картонке, в парке…
Мальчонка пел, и мимо люди шли
В глазах пожухлых стылые угли,
А я оставил дома зажигалку…