Поэт — гоним. Бездомен. И не может
иначе. Он иначе — не поэт.
И безразлично, что его уложит:
война, дуэль, чахотка, бремя лет...
...Теперь он мёртв. И нечего бояться.
В литературном храме — благодать:
перенеся науку реставраций,
в иконостасе классиков сиять!
Теперь он чист. Сверкает позолота.
Вверху звенит экскурсоводов хор.
Внизу кипит текстологов работа.
И Спас-Толстой над всеми взор простёр!
Курятся юбилейные кадила.
У входа — торг: за пол-души — свеча!
Редакторы-монахи тянут жилы.
И прихожане лбами в пол стучат.
Колени протирают до мозолей,
крестами реализма осенив
благие лбы — в поту, в морщинах боли,
над житиями новыми святых.
А что поэт? Пророк в узорной раме
благословляет прихожан-овец,
поющих (или вопиющих?) в храме!..
...Но там, на паперти, сидит певец.
За пол-души свечи не покупает,
Не входит в храм. Молитвы не творит.
Святым крестом себя не осеняет.
На языке невнятном говорит.
Гоним. Бездомен. Он пока иначе
ещё не может! Он пока живой!
Спины не клонит!
И лица не прячет!
Но — проступает нимб над головой.
сентябрь, 1978 г.