Лист I
Смотрю я на свежее небо
с легким налетом туч,
рвется сквозь пленку грусти
радости к жизни луч.
Той жизни, что я не изведал,
той, что игрой маня,
вряд ли уже допустит,
что бы пропал я зря.
Гляжу я на прошлые годы
(с душным осадком зла),
тают во мне минуты
благостью ремесла
того, что, сроднясь с природой,
ведет меня в чистый свет,
там где нет подлой смуты,
сеющей праздный бред.
Дышу я очищенной верой
робко, что б не вспугнуть,
нежась в прохладной лете
блажью, что полнит грудь.
В этот час, будто в жизни первый,
вольно и честно жду:
знаком каким ответит
Бог на моё “люблю”.
20 октября 2008
Лист II
Ровная поступь по мраморным плитам
в новую жизнь, но пока аколитом,
хлипкую веру скрепляю обетом –
сил еще нету.
Млечной тропой огибая пороки,
с траурной болью впитаю уроки,
что созидает, а что разрушает
сердце познает.
Вольной страницей в Неведомой книге
вшиты прорывы презревших вериги,
может и я в пыль когда ни будь сброшу
тяжкую ношу.
Мимо беснуются злой вереницей
старые морды и новые лица,
жадные пасти и наглые рыла;
нервы, как мыло.
Все это так отвлекает от сути,
плаваю в жиже заплеванной мути
мнений постылых, суждений нелепых;
злобен навет их.
Как же мне выдержать эти парады
толп разъяренных, что жизни не рады!?
Рвут мою плоть, а еще недовольны;
как же мне больно.
Я так устал от задач-испытаний
на острие авангарда страданий.
Хватит ли веры на все алгоритмы,
слов на молитвы?!
Но нетерпимость слепцов окаянных
запретом ложится, для душ первозданных,
на линию грани войны и позора
в оке надзора.
Снова о нервах, но их уже нету –
скомканный пламень сорвался кометой,
под тоненькой жилкой радушной улыбки
ярь жаждой пытки.
Но наваждение радуга косит,
напалм от души ветром небо относит.
Хлипкую веру скрепляю постами,
вечно на грани.
22 октября 2008
Лист III
Листы осенних размышлений
кружатся в облаке надежд,
их краски льют оттенки мнений,
дышать приятно, воздух свеж.
В пурпуре скрыта чуткой тайной
любовь ко всем моим родным,
родным по духу, не случайно
в Предначертаньи ровнь земным.
В иссохшей охре память детства,
где солнце ярче и желтей
светило нам, как цель и средство,
взамен предательств и смертей.
А в буро-рыжей корке крови
отек прорвался болью звезд,
безумный сплав их из неволи
отлил мне шественный помост.
Зеленый – желчи гадкой бойкость
ухмылкой бледной вбрызнет яд
сарказма в жизнь, искуса в стойкость,
сомнений гниль во все подряд.
Листы осенних размышлений
кружатся в облаке потерь,
а я во власти двух решений:
любить да петь, вскрыв в небо дверь.
24 октября 2008
Лист IV
Я в полночь осеннюю выброшу страсти
щемящими сердце словами немыми.
Бессмыслицей страшной застыли напасти,
душа в разъедающем искренность дыме.
Сбивая горячку, я жадно глотаю
прохладу, трезвящую смятым дыханьем,
я словно отбившийся в детстве от стаи
волчонок, измученный самоисканьем.
В краю обреченных на глупые страхи
(забвением Духа рожденные в муках),
на стоны и крики, на петли и плахи,
на брак дисгармонии жизненных звуков.
А им все же страшно стремиться к чему-то,
но страх бесконечен, а время сурово:
сожрет незаметно всю жизнь по минутам,
бросая смешком поминальное слово.
Я в полночь осеннюю выкручусь нервом
растравленной ревности, бьющей сумбуром
к седым облакам, что ласкаются с небом,
к луне, что гуляет со звездным Амуром.
Бесследно растают в густеющей мысли
слова, не успевшие вспыхнуть стихами.
Свет лунный – на плечи святым коромыслом
серебряной радуги, в тон с облаками.
Неведомой тайной небесная ноша
влечет и пугает, возносит и давит,
я верю, что справлюсь, я знаю: не брошу,
хоть в землю она мою душу втирает.
Я старую жизнь заменяю другою;
так долго решался, что больше не трушу.
Натертую, сбитую жесткой землею,
я в полночь осеннюю выброшу душу.
26 октября 2008
Лист V
Уносится в прошлое ком рассуждений
лавиной, уже переваренных, мнений.
С ним вместе скомкало ненужных людей,
жестокостью жизни сминая мечты,
обрывки желаний, пласты красоты,
листы пожелтевших по сроку идей.
Осенняя ясность уносится тоже,
коснувшись, как ветер намоченной кожи,
тугих размышлений, сметая с них муть
той свежестью вкуса к исканиям слов,
являющих смысл небесных даров
в которых заложена вечная суть.
Холодная жесткость ноябрьской правды
свербит так уныло: “Во многом не прав ты!”
Но что мне за дело до правды и лжи?
Вся эта система – не мой господин!
Смешит меня холод, ведь я не один,
и явь насыщает мои миражи.
Развязаны руки для чистых свершений,
очищен от грязи, избавлен от лени.
Реальность – не плетью, не пряником – сон.
Пишу то, что слышу, живу, как пишу,
Спешить мне нет смысла и я не спешу
и бью только Небу почтенья поклон.
Бушует, грозя мне расправой коварной,
сообщество гадов плеяды бездарной.
Теперь, когда полнит мой дух благодать,
и боль принимаю, и происки зла –
со всей своей вязью простраций судьба
на то и дана, что б ее принимать!
Шипят, угрожая вцепиться мне в вены –
пугают, глупцы, что лишат меня тлена!
Но разве я червь, что б не жить без земли?!
Я частью Вселенной, бессмертным лучом,
несу свет достойным, а вы не при чем,
ведь веры лишившись и жить не могли.
6 ноября 2008
Лист VI
Высекают звезды искры,
раздирая небосвод.
Мягко вспомнилось об Истре –
речке, сплошь прохладный брод.
В голове: картин урывки
битв, природы, книг, гитар;
вкус эклеров и наливки;
песни, секс, компы, звон тар.
Я дышу цветочной пылью
и бетонной крошкой вхрусть.
Пусть легенда станет былью,
что я выдумал здесь, пусть!
Стал просторней я по слогу
и по рифме гибче стал,
вновь ищу я форму Богу,
форму, но не пьедестал.
Налипает зябко осень
тонким слоем на луну,
мы былое скоро сносим,
сбросим боль в былом плену.
Я б и сам писал о новых
и влюбленности, и днях,
только, в сотнях дней суровых,
нет их, кроме как в словах.
Ну, а я, болтун, не спорю,
но писать, не зная что,
не сумею: плыть по морю
не умеет решето.
Затаюсь в молчаньи грустном:
лишь когда один – “я есмь”.
Песнь и стих живее устно,
а молчком живее весь.
Все же жмется сердце с уст, но
то не песнь, не стих, а вой –
словом нежным можно устно,
но душой – лишь тишиной.
Слабость сходит понемногу
(я постился, думал, ждал).
Вновь раскрылось сердце Богу,
Он ведь снова смысл мне дал.
И, по мысли Полозковой,
той, о глупом счете вех,
я пройду не зря раскола
в жизни до и после всех!
6 сентября 2009
Лист VII
Пусть дни скользят неслышным листопадом,
снимаясь с лет насиженных в полет,
плывет меж них, как призрак желтым садом,
мой сложенный стихом воздушный плот.
Проверенный, надежный и пространством
граничащий с, зрачку не данным, царством.
В нем листья, как объемные картины
скрепив, кружит осмысленно поток
то статуй чудно выспреннойй лепнины,
то пестрых лиц – столпом взвитой клубок –
прообразами вечных величин,
несущих Божьи принцип и зачин.
И вечность душу плотно обнимала
шершавой повседневностью забот.
Так колется верблюжье одеяло –
и кровь разгонит и впитает пот.
Прискорбно, но возвраты платой правы –
оправданно, желтея, сохнут травы.
Законно клапан тайный отворила
(под струйку вещей влаги вгладь стиху)
фигурка, развернувшись шестикрыло,
бумагу оживившую соху –
перо – самое жизнью напоив,
взнесла не сердце – торжества налив.
Он хлынет изнутри наружу данью,
отчетным воплощением трудов –
отныне не подвластных увяданью,
сочащихся живой водой плодов.
Так в осени дождливой, евший мякоть,
сочувствие откроет, а не слякоть.
14 сентября 2009