Петру Катериничеву
В каштановых парках играют Амуры,
Возводятся в женщин усталые бабы...
Но тьма надвигается хищно и хмуро,
Великий на Лысой готовится шабаш.
А в Лавре красивою старою сказкой,
Рассказанной доброю бабкой мальчонке,
Затеплили свечи и двинулась Пасха
За звоном, за верой толпой восхищенной.
Роятся в толпе светляки золотые,
И кажется - церковь дрожит от подсвета,
И пьется до дна чародейство псалтыря,
И батюшка духом и обликом светел.
Скользит молодежь черепами брусчатки,
Святые негодники - крест для бравады -
На лицах нестрашных забот отпечатки,
Пока тонкосумы, уже толстозады.
А нечисть летит над дворцом нелюдимым,
Над зеленью черной, на свет одинокий.
Как каждый великий - во тьме и один Он.
Он сам назначает и цены, и сроки.
Насыплются с визгом кошмарные рыла
Взахлеб шухерить, колбасить, славя темень.
И свежая ведьмочка ахает мило,
И шепчет ей черт на вкуснячие темы.
Сверчок-пономарь не заткнется (характер!),
Но всех в ухажерство затянет по пьяни,
И физии гномов горят от спектакля,
И сам по-хозяйски смакует гулянье.
...Не страшно убить и погибнуть не страшно
Под пение певчих и визги свиные,
А страшно любить беззащитно и страстно,
Когда фонари смотрят, как часовые.
И волнами движется звездное небо,
Но Днепр - тяжелее, и он недвижимый.
Не пролита кровь. Не замешано хлеба.
Не прожита ночь. И мы еще живы.