Ангельски утреннее стихотворение

         

Шарахнуться в путь без водки – безмерно глупо,
по нашим без меры весям и далям необоримым,
в холод весенний, или с бодуна зарядив за уткой,
в клин улетающих знаний о том, чем пугают зимы.

Поллитру подвесь талисманом на шею, намерясь шпарить,
крылья сообрази из несчастных запасов текстиля
фабрики, павшей на войне с гражданином Гайдаром,
а далее – дай нам Боже отваги не обессилеть.

В небе морозно. Чем выше, брат, тем паскудней.
Знать, теплообильна утка иль ты обескровлен, напротив.
Встанет она на крыло – и тут же день отдаляет судный,
как, сразу грызя корешок – новорождённый кротик.

Зубы и у слепого – всего лишь зубы.
Кто вам сказал, что немого никто не слышит?
Брат, не поспеть за клином без шкурной шубы,
зябонько, как скотине в хлеву, где мыши
рыли вчера норушку и пели, а нынче – трупы.

Как тут лететь? – то оледененье, то таяние.
Дабы поспеть к труду, не нюхавши автопробку,
падать с небес в электричку не дурь на нас и не мания,
к земному припасть теплу – не есть воздавать пороку,

на лавку садясь опостылевшим стылым задом, -
мягкость у дерева ласковей воображённой перины, -
и трогаясь, глазики жмуря, куда тебе вечно надо,
по рельсам, сияющим в духе ликов Христа и Девы Марии,

туда добираясь, где жизнь только жизнью и светит –
дать каждому личное солнце Господь не удумал,
но даст испытать до костей проникающий ветер,
по вере – суму принимать, по безверию – сумму.

Деревья скользнут по окнам, на окна сядут туманы.
Разбудит уснувшие руки гуденье рабочего места.
Попутчик негромко храпит, сна принимая манну,
и так улыбается, будто ему доля его известна.

Уже поседевший за фрезерным или токарным,
он, вечера ждущий и водки с кислыми щами,
любовно над жинкой подышит хмельным перегаром,
и счастье его не померкнет от нашей печали.

А в третьем, родимом вагоне, мёрзлом навечно,
мокрые крылья твои потребуют водку и славу,
потом распахнутся, но мирно и плавно вернутся за плечи,
ибо негодно ангелу взмыть… и упасть под лавку.
                25.03.10