Нас осталось лишь четверо. В погоне за счастьем, за невидимой гранью, четверо эмоционально разбитых солдат. Судьба подсказывала каждый следующий ход, отражая наши мысли на сером пролинованном листке бумаге. Дождь и грязь стирали фрагменты картинок, но снова и снова просыпаясь, каждый новый день рядом с нашей палаткой мы неизменно обнаруживали приложенные камнем листы. В этот раз их было уже три, а значит, сегодня один из нас должен был завершить свой путь.
- Мой черёд, – уверенно предположил краснолицый Джи, всё также уверенно, на самом деле, как и предыдущие восемь раз. Он почесал бакенбарды. – Теперь уж точно мой.
- А я почему-то уверен, что ты, Джи, последним закончишь. Небытие тебя на дух не переносит. Уж сколько раз случайность выручала твою никчемную задницу… - Чес ухмыльнулся, подтягивая ремень на поясе. Исхудали мы все в этом проклятом Судьбою мире.
Наша палатка стояла в тридцати метрах от проворной горной реки, её ледяная вода забрала последние остатки моего сна, лишь только я ополоснул руками лицо. Утро было похоже на все предыдущие: серое небо, давящая тишина, нарушаемая лишь скольжением воды по каменистому дну. Я поднял один камешек, что показался мне достаточно плоским, и запустил его по бугристой водяной глади. Меня ожидал предсказуемый провал: «блин» подпрыгнул только раз и тут же захлебнулся на завитке течения. Я отвернулся и побрёл обратно к лагерю.
- Разбудите Кэлби, парни. – я осмотрел наше пристанище: маленькая всё-таки палатка, и не скажешь, что четыре человека в ней заночевали, да и тесно-то не было, по большому счёту. В паре метрах от выхода лежали остатки вчерашнего костра – чёрные обугленные бревнышки. Я подошёл поближе и потрогал одно, - ещё тёплое. Джи сдернул брезент, защищавший нас от дождя, которого не было, и в упор, напряженно посмотрел на меня.
- Его там нет, Том. Спальник набит вещами, будто специально, но Колбы там нет. Кинул он нас, брат, и лист видимо свой забрал. – Джи выглядел раздосадованным, и я его прекрасно понимал. Путь мы должны были проходить все вместе, и то, что Кэлби ушёл, всё в корне меняло. Судьба рассчитала путь на четверых, четверо и должны были закончить день. Другое дело, если бы, как нам показалось в начале, листка было три. Пришлось бы варьировать состав на этапах, но трое в итоге пришли бы к следующей отметке.
- Я нашёл его. – Донёсся голос Чеса метров со ста вдоль по берегу. – Я нашёл. – Он быстро бежал в нашу сторону, продолжая говорить, сбиваясь с каждым разом, его голос становился всё тише и тише, и ближе к нам, и слова начинали приобретать смысл, врезая в наши с Джи головы образ подкатившей неизбежности. - Я его нашёл. И лист тоже. Он чёрный. Это конец, парни, это провал, наш путь… Парни, это конец… - Чёрный лист означал не предначертанный сход с маршрута, т.е. смерть, а точнее суицид. Кэлби убил себя, не выдержал мужик. Но вместе с собой он обрёк и нас, и мы с Джи успели всё понять к тому моменту, как Чес подошёл к остаткам вчерашнего костра. Я сделал два шага к палатке, нагнулся и взял в руки заветные пролинованные листки.
- Что там, Том? – В голосе Джи даже можно было распознать нотки надежды, Чес же совсем поник – он сел на землю и обхватил облокоченными на колени руками голову.
- Смотрите сами. – Я протянул им два листочка, на которых уже проявились имена: Джон Булль и Бенджамин Чес. На моём же выводилась картинка: чёрные обугленные бревнышки вчерашнего костра между двумя хорошо знакомыми мне людьми. Тот, что стоял справа – в красном сюртуке, белых брюках и лосинах отводил левую руку в замахе. В ней был камень. Тот, что стоял слева – сутулый белощёкий в майки и просторных трико держал в правой руке нож. Всё произошло быстро, без шума и возни. Лезвие легко, словно в масло, вошло под печень, и только череп раскроился звонко, брызгами раскрасив серость уходящего в полдень утра. Джи ещё продолжал дышать, прижимая рукой бок, бесполезно пытаясь остановить кровь. А я всё стоял, перебегая взглядом с пролинованного листа на остатки костра, затем на Джи, на Чеса, на бурную горную речку, скрывающуюся за поворотом, затем снова на лист, на котором проявился маленький домик на вершине горы, мой домик. Я улыбнулся сладкой предвкушающей мысли, подошёл к палатке, перекинул через плечо рюкзак и отправился в свой последний путь.