кто-то сидит на другом краю жеже и вспоминает о ней же,
нижет буковки, раскрашивает как фаберже и руки режет
и в самую душу стойко впилась игла: звонит подруге,
говорит: я ей все отдала, и больше бы отдала,
чтобы ночей не плакала, по имени не звала,
слышишь, ну почему же она не любит?
кто-то сидит на другой стороне земли и вдохнуть не может,
собирает нежность свою в слова и мороз по коже,
и голову крутит, и изнутри поднимается гулкое как волна
все, что угодно, лишь бы поговорить,
все, что угодно, лишь бы переварить,
слышишь, ну почему не любит меня она?
кто-то сидит в подмосковье или в москве и не может плакать,
у него ни слова ни ложатся в жгут, ни сердце не бьется.
почему она каждый раз язвит меня в самую мякоть?
почему когда я плачу она каждый раз смеется?
а она в очередной раз захлопывает дверцу своего хаммера,
а она газует - пыль мягким пледом укутывает остановку
и все, кто стояли и видели словно замерли
и всем, кто стоял и смотрел - за нее неловко
но в каждом селе, в каждом городе, на каждой улице, по домам
плачет кто-то перебирая буквы, складывая из ее имени оду
а она едет тихонько под Пресли и думает: "вечно я все сама,
им бы только меня использовать. а такая толпа народу,
якобы любящего