Ты так вторичен, вторичней похмельного утра, ты невесом.
Почти безличен, но мудрый, как Заратустра, грудь – колесом,
Смех – колокольцем – в утробе забытых будней, тех – на двоих.
На рану сольцей – туда, где всего подсудней, где зреет стих…
Где сплюсовались "вчера" и "смутное" завтра – в юдоль любви,
Где гибнет завязь (в упрямстве капризного марта) двух половин.