Она всегда уходила первой,
По крайней мере, от тех, с кем долго,
Кому дарила безумство, нервы
Срывая тонкой иглой зубного,
Кто рвал ей сердце, цветы и блузки,
Селился в доме, в душе, в мобильном,
Хвалил сапожки и мини-юбки
(Точней, гордился тем, что под ними),
Кто лил бальзамы, вскрывал нарывы,
Сначала вспарывал, после штопал,
Подозревая, что спец по взрывам
Однажды в ней пробудится, чтобы
Сказать с улыбкой «Adios, amigo!»,
Без колебаний нажав на кнопку.
Она, возможно, напишет книгу,
Где каждый новый (один из многих)
Получит главную роль страницы
(На зависть Бондам и Казановам),
В конце которой решит напиться,
Что будет значить – она готова
Идти на волю (без сожалений),
Сказать «прости», наплевав, простит ли,
Во избежание продолжений
Из списка тех, что её любили
Найти кого-нибудь подостойней,
Демонстративно шагнув с ним в спальню,
(С утра представившись посторонней
И благодарной за пониманье),
И стать разумным плодом цинизма,
Лишённым сентиментальных бредней,
И быть свободной (до фанатизма),
Гордясь количеством тем для сплетен.
Так вот. Она уходила первой.
Пусть лишь на каплю, но недопитой.
А ты, безумец, пьёшь спирт, как вермут…
До дна, мой мальчик! всё так избито…