Невидимая нить, натянутая, словно тетива несуществующего арбалета. Арбалета, пускающего иллюзорные стрелы, но при этом попадающие в реальную цель и оставляющие след, который можно не только увидеть глазами, но и еще иначе..наощупь. Он был дождем. Тем, с которым нельзя было разминуться. Ему казалось, что в этой жизни он мог бы совершить один единственный стоящий поступок, среди прочей бессмыслицы, что приходила ему в голову и, впоследствии претворялась в жизнь. Это было что-то настоящее, хоть и забылось бы людьми на следующий день после его исчезновения. Но, почему-то он знал, что это стоило того. Он искал этот поступок всюду. На улицах, в метро, в общественных местах и уединенных уголках. Заглядывал внутрь, спускался на дно и взмывал в облака, словно неслышимым голосом пытаясь позвать его. И вот, однажды, поступок его услышал. Он явился ясным солнечным днем, само существование которого уже было видимым противоречием. Она была красива. Настолько, что это приходилось скрывать за внешней ординарностью, даже некой неуклюжестью. Она сутулилась, чтобы не выдавать своей царской осанки. Говорила не своими, чужими интонациями, чтобы никто не узнал ее мелодичного, гипнотизирующего голоса. Не смотрела в глаза, чтобы скрыть свой пронзительный взгляд, заполнявший каждую клеточку того, на кого он обращался и заставлял пребывать в каком-то странном предвкушении то ли чего-то сладкого и прекрасного, то ли ядовито-ужасного, что, по сути, есть две крайности одной и той же сущности. Она намеренно пыталась выглядеть уродливой, чтобы не напугать окружающих своей внутренней красотой. А может, чтобы не спугнуть удачу, или даже таким образом пытаясь расплатиться с Создателем за эту свою исключительность. Он увидел ее висящей в красиво сплетенной, свитой из дорогой шелковой нити петле. Она обвивала красивую шею, словно новый модный шарф, один конец которого был привязан к периллам моста, пытавшегося соединить две половинки одного города, которые разлучила река. Она висела ровно и как-то вычурно покорно, словно отсчитывая не последние секунды утекающей жизни, а такты мазурки или менуэта на средневековом балу. Размеренно и с достоинством. Она висела над Стиксом, даже переплывая который мы все боимся утонуть. Все, но только не она. Вот он, мой поступок, - подумал он, решив вытащить повешенную из петли. Ему казалось, в ней еще теплится жизнь. Пытаясь развязать петлю, ослабить ее давление, он поранился. Веревка была так туго натянута, что ему пришлось стереть руки в кровь, борясь со сложным тугим узлом. Но, ведь это был его поступок. Он должен был его совершить, во что бы то ни стало. И уж точно такая мелочь как какая-то петля на шее, пусть даже и завязанная намеренно и добровольно, не помешает ему. Приложив все возможные усилия, он все же вытащил ее, поднял наверх , легко перенеся красивое тело через перилла моста и аккуратно положив на собственный плащ, предусмотрительно расстеленный на брусчатке. Развязывая веревку, он оставил на ее шее отпечатки своих окровавленных пальцев. Они были такими яркими и четкими, что ему даже не хотелось смывать их, так завораживали его частички себя в ком-то другом. Освободив ее от петли, она ждал. Ждал первого ее вдоха, хоть и прекрасно понимал, что в любой борьбе, равно как и в любви, всегда важнее выдох. Но вдоха так и не последовало. Даже когда она очнулась и посмотрела ему в глаза так, словно это было впервые. И потом, когда заговорила сама, а затем заслушалась вновь его историями так, будто никогда раньше ничего подобного не слышала. И даже когда спустя время вновь ускользала от него, скрываясь как от чумы, убегая так быстро, как бегут только от самих себя. Она больше не вдыхала, ведь украсив свою шею шелковой веревкой в тот день на мосту, она выдохнула жизнь. И это был ее выбор. Осознанный, взвешенный, и все равно надрывный, отчаянный и безысходный. Пытаясь понять ее, а может, не желая признать, что его самый главный поступок оказался никчемной и бессмысленной тратой времени, он исследовал ее день и ночь. Он старался понять, как она устроена, чем дышит, как часто и почему только выдыхает. Он прощал ей все ее выходки, любые жестокие капризы, объясняя это осложнениями, вызванными ее особым дыханием. Но, и этого было мало . Он никак не мог уловить сути ее существования. Но всегда чувствовал тонкую, и в то же время очень прочную нить, связывающую его вдохи и ее выдохи на любом расстоянии. Пытаясь понять, он стал дышать как она, пробовал ходить как она, смотреть на мир ее глазами, читать ее книги, слушать ее музыку, любить ее любимых и ненавидеть ее врагов. Ему не было это хоть сколько-нибудь сложно, что само по себе удивляло и заставляло задуматься. Он словно одевал свою же кожу, примеряя на себя ее жизнь. Не чувствуя никого другого, кроме себя внутри той души, он потерял счет времени, потерял ориентиры в ней. Он был ею, оставаясь собой. Он перестал понимать, где заканчивалась она, и начинался он сам. Было ощущение, что говоря с ней, он говорит сам с собою, еще страшнее желая ее, он словно желал и любил самого себя. А это поистине было страшно - полюбить самого себя. Она боялась того же. Даже их страхи в немыслимом своем соитии напоминал некий инцест. Словно два тела одного существа, друг от друга их отличали лишь вдох одного и выдох другого. Она была ветром, а он хотел объять ее, ухватить, умалить и присвоить. Каждый раз, хватая как жар-птицу за хвост, его пальцы проваливались сквозь нее, хватая ветер так же жадно, как хватает воздух задыхающийся человек. Он был тем человеком. Человеком, что не мог дышать без этого воздуха и задыхался от его скорости. Ее ветер был слишком быстр, словно воздух, попадающий в лицо водителю кабриолета, разогнавшегося до максимальной скорости. Ты жаждешь его вкусить, чувствуешь его, но не успеваешь. Он слишком быстр и уже не ласкает, нежно теребя и развивая твои волосы, но больно хлещет тебя своими порывами по щекам. Она вновь была недосягаема. Только так можно было чувствовать ее выдохи. На расстоянии. Он встретил ее на том самом мосту, спустя столетия. Она дышала. На этот раз ее шею украшал красивый нежный газовый шарфик, под которым она словно скрывала что-то сокровенное. Это были следы того его поступка ярким солнечным днем вечность назад. Красивые и яркие частички того, чье лицо ей что-то смутно напоминало, вызывая непонятное волнение и странное ощущение присутствия в нем самой себя…
Отпечатки наших пальцев, которыми мы касаемся жизней других людей никогда не тускнеют….М.Ганди..