Аэропорт в ночь вытолкнул за дверь.
Таксист слупил почти что сотню баксов,
но всё-таки довёз в старинный «Карлстон»,
всего в полуквартале от Таймс-сквэр.
Ночной Нью-Йорк бурлит со всех сторон,
но я подушке отдаю усталость -
хоть до утра чуть-чуть осталось,
пускай немного подлатает сон.
А утром мокаччино на углу
и променад по улицам окрестным -
в Нью-Йорке так легко казаться местным,
для всех открыт его элитный клуб.
Манхэттен и наряден, и красив.
Повсюду в отражениях зеркальных -
черты его квадратно-сюрреальных
почти что нереальных перспектив.
В Нью-Йорке потеряться нелегко -
на ровные квадратики разбиты
пономерные эвенью и стриты,
да и к тому же карта под рукой.
Но я, как в песне, «маленький такой»,
и спрятаться нигде нельзя - ещё бы:
за мною наблюдая, небоскрёбы
склоняются почти над головой.
В Нью Йорке потерять себя легко -
в провале улиц, как по дну колодца,
в который не заглядывает солнце,
бреду я потерявшимся щенком.
Чужое – всё! Мне просто не успеть
принять всё это разумом и сердцем -
как будто любопытным иноверцем
я заскочил в мне чуждую мечеть.
Но вечером - всё то, что я хотел
от глянцевой гламурности Нью-Йорка:
Бродвей, театр, спектакль, аншлаг, галёрка
и лицедейство голосов и тел.
Как музыка и тексты хороши,
как этот опыт редок и бесценен!
Нью-Йорк, ты раскрываешь мне на сцене
богатство всей твоей шальной души.
Как будто из-под маски красоты
надменно ледяной фотомодели
навстречу небу и теплу апреля
раскрылись взгляда синие цветы -
наполнили теплом и светом грудь,
очаровали и околдовали.
Чтоб это дольше сохранить, едва ли
я этой ночью захочу уснуть.
Лечу. В иллюминаторе - Бродвей,
единственный "неправильный" в Нью-Йорке
проспект - гирлянда яркая на ёлке
Манхэттена и памяти моей.