господи, мне холодно, я пытаюсь укрыться пластами льда -
не помогает. солнце будто и не вставало за жёсткими ставнями,
что-то в воздухе шепчет дрожащим голосом: "мальчик, беда!"
боже мой, не оставь меня, не оставь меня...
герда ходит по первой весенней траве, окуная в росу башмак,
и над нею навзрыд плачут крыши, с карнизов стекают каплями
воды талые. она уже и не помнит весь этой зимний кошмар,
королеву снежную с её ледяными саблями.
герда, герда! у неё руки холодные, колется, жжёт до слёз,
а она меня ими гладит, ласкает, пытается успокаивать.
я борюсь, я стараюсь противиться, протестую (чёртов мороз!)
герда, я не могу себя под ножом раздваивать...
девочка с малахитовыми глазами робко встречает лето в своём краю,
солнце печёт всё настойчивей, мажет ореховой пастой овал лица её.
девочка смотрит на детскую фотографию, там лицо мальчика, который уже в раю
(вероятно). есть в нём что-то ангельски-странное.
герда, я сегодня, проснувшись, не слышал сердцебиения. это какой-то яд,
проникает вовнутрь и режет, я беснуюсь и бью весь её хрусталь, рву волосы.
она как-то утробно смеётся, тешится. герда, меня поглощает заснеженный ад.
от кнута на груди багровеют полосы
герда видит опавшие листья, в её городке льёт дождь, она провожает летящих птиц.
к ней всё чаще приходят мальчики из других домов, невзначай обещают цветы и звёзды.
она жмёт устало плечом, говорит, что подумает, даже не рассмотрев их лиц,
ей всего ничего, а как будто уже и поздно.
герда, я забываю, я провалился в этот заснеженный плен. твой смех
иногда во мне ночами холодными раздаётся, ласкает сознание.
но она забирает его, сжигает, льдом замещает вместо своих прорех,
герда, я, кажется, знаю, как пахнет отчаяние.
герда ходит по парку, ступая по первому насту, и кто-то ей руки греет.
герде снятся северные олени и вОроны, но она как всегда не придаст значения.
у неё в апреле родится мальчик, она бережно носит его под рёбрами, чуть левее.
греет в районе солнечного сплетения.
он родится хрустальный, молочного цвета, спокойный, с прищуром ласковым.
мать возьмёт его на руки, к сердцу прижмёт и под рёбрами защемит, хоть рыдай.
она будет петь колыбельные, убаюкивать собственными забытыми сказками.
и, зачем-то, назовёт его странным именем "кай".