В субботу мы прилетели во Владикавказ по делам, совсем далеким от Беслана.
В аэропорту нас ждали представители футбольной команды «Алания». Потом мы вместе ждали прилета команды ЦСКА. Встречающие надеялись, что по дороге во Владикавказ гости заедут в Беслан, в школу. Вроде, была такая договоренность. Но они не поехали.
Поэтому мы решили заехать в Беслан сами, в понедельник, перед вылетом в Москву.
По двору школы, до боли знакомому мне по сентябрю 2004 года, ходил охранник в форме, деловито осведомившийся – кто мы и откуда. А сама школа мало изменилась. И сторожка напротив – тоже.
Мы вылетели в Беслан в первой половине дня 3 сентября. Пока летели, начался штурм и самолет посадили не во Владикавказе, а километров за 150 от него. Хорошо, что там были знакомые казаки (тоже интересно - один был наполовину немец, а второй – наполовину кореец. И оба атаманы). Казаки выделили нам машину и сопровождающего с автоматом. И мы поехали. А дорога на Владикавказ была временно перекрыта, и казак нам очень помог, чтобы пересечь кордон.
Мы попали в Беслан уже к вечеру, когда штурм кончился, но еще стреляли. Это была самая тяжелая командировка в моей жизни. Особенно морг во Владикавказе, в который надо было идти, потому что там была тетрадь с точной регистрацией погибших.
Школу мы знали, как пять пальцев. Нам и подпол показывали, где предположительно заранее, с лета был схрон оружия, и все уголки и закоулочки, весь страшный путь этих трех дней.
Многие, включая дворника, который с малыми детьми все эти дни просидел в сторожке, метрах в 20 от школы, говорили, что не в школе был первый взрыв…Мне даже сейчас трудно о многом писать. Не могу пока…
Прошло пять лет. Страна вспоминает о Беслане раз в год, в начале сентября. В прошлом году, летом, во Владикавказе наш президент встречался с пострадавшими от войны с Грузией жителями Южной Осетии. Из Беслана к нему пришла делегация матерей Беслана. Они говорили, что тоже осетины и тоже пострадавшие. Их оттеснила охрана с автоматами. Даже письмо отказались принять. За эти пять лет матери Беслана много раз пытались добиться то наказания виновных и объективного расследования, то материальной помощи, то воскрешения детей с помощью Грабового. Мало что им удалось. Город болен. Болен неизжитой трагедией, заброшенностью, ненавистью к ингушам. Среди по настоящему несчастных людей есть и те, кто наживаются на горе, консервируют его, снимают с него сливки.
В баре владикавказской гостинице молодой бармен Алан, который гордился умением готовить «настоящий» кофе, сказал мне: «Знаешь, дети – это настоящие ангелы. А взрослые получают то, что заслужили. Я оттуда пять детей вынес. У меня пулевое ранение в голову было. Два года на инвалидности. Пошел к ним за помощью, а они говорят – А кто тебя туда звал? Составляют списки на помощь на сорок человек, на своих только…»
И я в который раз подумала: «Опять у каждого своя правда. Господи, когда же мы научимся помнить, сопереживать, помогать, понимать друг друга?»
Когда? И что для этого нужно, если даже такая трагедия, как Беслан, нас этому не учит?