Раскинуть бы руки,
уплыть на волнах в океан,
презревши
спасательный круг.
Прозревши,
стереть вдруг
стерильность с лица.
Увидеть
в толпе надоевшей
нежнейших сердец
миллион.
Полюбить…
Но снова,
в себе заточившись,
молчишь обреченно,
опять безысходно
болит серый мрак,
дымит серый мрак.
А в просветах
скользят силуэты
не то потрясений,
не то сожалений,
скребутся ошибки,
как мышки.
Потом на окраине ночи
все смоют глухие валы,
от которых под утро
останутся
грязные лужи
с осколками солнца
внутри.