Обещание

Хайне Гельберг
Прости, это было так давно. Да, это было обещание, я знаю, но ведь невозможно выполнить то, о чем ты уже забыл, правильно? А ты не хочешь мне напомнить, ты злишься, обижаешься и обвиняешь меня в излишнем эгоизме. Знаешь, когда-то в садике у меня была подружка, у нее были рыжие хвостики, веснушки и очень красивая раскраска, с человеком-пауком . Она ей совсем не нравилась, она не любила насекомых и американские комиксы, зато очень хотела набор для игры в доктора, который лежал без дела в моем шкафчике. Мне было так же скучно лечить людей, как ей - раскрашивать Питера Паркера. И однажды мы с ней поклялись друг другу на мизинчиках, что попросим у наших родителей поменяться. После долгих уговоров моя мама согласилась на этот нечестный обмен (всё-таки набор стоил гораздо дороже раскраски), и на следующий день моей игры не стало. Но и долгожданного человека-паука тоже еще не было. И каждый раз, на мой вопрос « как там раскраска ?» , девочка смотрела на меня удивительно-невинными голубыми глазами и придумывала всякие разные оправдания: забыла дома, спрятала мама, погрызла собака... И так примерно месяц. А потом случилось неожиданное: у нее на руке появился очень красивый пластмассовый браслет, о котором в то время мечтало большинство девочек, и в котором совсем недавно приходила другая девочка, с серыми, вечно взъерошенными волосами. Мне она особо не нравилась, всегда казалась мне скучной, не от мира сего. И вдруг я вижу, как эта зануда сидит в углу одна с той самой раскраской, которая столько времени была объектом моих желаний. Ты не представляешь, что творилось в моей голове. А рыжая бегала в новом браслете с новым градусником, мерила другим детям температуру и радостно говорила всем, что обязательно станет доктором. Как же мне было обидно... А рыжая нашла себе очередное оправдание: она сказала, что той серости раскраска нужнее, чем мне все остальные вещи вместе взятые, и что девочка точно не будет против, если мы будем разукрашивать вместе. Было слишком сложно в это поверить. Настолько нереально, что первые пару дней меня пугала даже мысль подойти к ней. Ведь врядли кто-то будет делиться просто так тем, что ему очень дорого. Но всё оказалось проще: девочка сразу же подвинулась и положила передо мной карандаши; было видно, как она смущалась: щеки ее сильно порозовели, и немного задрожали руки. Первое время мы молчали. А потом она что-то спросила, мне пришлось из вежливости что-то буркнуть в ответ. Мне всё еще было обидно за Питера Паркера. Тогда она улыбнулась и подвинула мне весь журнал, она сказала, что я могу забрать его, если он мне так нужен. Оказывается, она знала, что мне нужна была эта раскраска, поэтому она специально взяла ее раньше меня. Но не для того, чтобы меня разозлить или посмеяться надо мной. Она искренне хотела стать моим другом, но отчего-то отчаянно стеснялась просто так подойти ко мне. Она пожертвовала своим браслетом, единственной вещью, что делала ее ярче, лишь для того, чтобы попытаться стать мне ближе.   У нее это получилось. Мы очень сильно привязались друг к другу, хотели пойти в одну школу и даже в один класс , и вообще, как это часто бывает у детей, быть всю жизнь самыми лучшими друзьями . Но ее родителям вздумалось переехать в другой город, поэтому нашим мечтам не судьба была осуществиться. Но мы пообещали друг другу еще встретиться, на мизинчиках, как обычно. И, как и первое мое обещание, это тоже не выполнилось. Видимо мне нужно было оставаться в этом городе. Наверное, для того, чтобы встретить тебя, для того, чтобы   привязаться и полюбить. А ты всё еще злишься за то, что я не могу вспомнить обещанного. Но, как думаешь, может не все обещания нужно выполнять?