К О Л Д У Н Ь Я.
Поэма.
1.
В золотом кольце осенних лесов,
расстелясь по берегу серым туманом,
на краю Руси стояло село.
2.
Раз
у пасечника Ивана
на рассвете, летом дочь родилась
в год,
когда пришла советская власть.
И назвали её Светланой.
3.
Эти дети русских далёких сёл –
от святого духа природы!
Как цветок на околице пыльной расцвёл,
на глазах лесного народа.
А Светлане домом был древний лес,
и озёр прозрачные воды...
4.
И исполнилось ей восемнадцать лет.
5.
Что-то вдруг проснулось в её глазах,
прозвенев аккордом стострунным.
Лет, пожалуй, сто иль двести назад
прослыла бы она колдуньей…
А она сама не могла сказать,
отчего грядущее помнит,
как она умеет вещь отыскать
в полумраке закрытых комнат,
А она сама не могла сказать,
как звериный язык узнала,
отчего сквозь стены слышат глаза,
или слышат уши сквозь скалы...
Видно, этому учит весенний лес,
золотое летнее поле,
родниковых вод еле слышный плеск,
и костров ночных искромётный треск,
и рябины на колокольнях,
обнажённая синь июньских небес…
6.
По старинке – хлебом да солью
приветчали гостя.
Он молод был,
хоть в чинах не простых служил.
Кто-то сказывал (может, и врал!)
на востоке командир воевал,
и пришёл оттуда героем.
Переменчива людская молва...
7.
Гость сидел устало возле стола.
Седина...
Опалённые брови...
Кобура...
Сапоги...
На фуражке – звезда...
8.
А Светлана запомнила навсегда
губ упрямых улыбку бескровную.
9.
Где-то гулко вещали рассвет петухи,
луговины от рос седели,
на завалинках в валенках старики
выше солнца молча сидели,
не слетела ещё россыпь пёстрая снов
под защитой безудержной рани...
Но не спал командир.
На поляне лесной
он шептал о любви Светлане.
Долго он искал слова,
чтоб могли
в мудром царстве трав и берёз
рассказать,
да так, чтоб сразу до слёз,
о любви...
10.
Но сидела девушка с грустью в глазах,
лишь однажды молвила тихо:
-- О любви залётной просто сказать…
Я предчувствую – новая будет гроза,
да гроза такая,
что станет страна
слёзы лить,
как из тучи холодный дождь...
И уйдут мои братья – Тихон
и Егор,
отец…
Ты тоже уйдёшь.
Знаешь сам, что такое война.
Через бездну пожаров и холодов,
поражения и победы
пронести сумеешь свою любовь?!
Он, поспешно:
-- Сумею, Света...
-- Не, спеши, -- она сказала в ответ.
-- Да, ты любишь – любишь глазами,
в сердце ж нет любви!
Нет, я вижу -- нет! --
хоть об этом не знаешь сам ты.
Ты уже однажды прошёл огонь,
ты изведал пытки врагов,
из огня,
из пыток,
скупо, как стон,
ты к России сковал любовь.
С детских лет глазами её любя,
ты любовь закалил в боях,
и теперь не вырвать её из тебя
ни за боль,
ни за страх.
И вот так же любить и меня сумей!
Под тревожный набат городов
посылаю тебя не на смерть –
на любовь.
11.
И пришла война – всех несчастий царица –
огневая,
слезовая,
злая,
могильная...
Изодрали в клочья враги границу,
аки волки злые, на Русь накинулись.
Разлилось по свету лихое лихо,
захлебнулся лихом взорванный мир...
12.
И ушли на войну
и Егор,
и Тихон,
и отец Светланин.
И Командир…
Только был Егор убит под Смоленском,
Тихон в танке сгорел под Орлом,
а отец попал за побег из плена
в лагеря,
и сгинул потом.
13.
До села не дошли похоронки –
где там почте – кругом враги...
По полям рябили воронки,
как в реке от каменьев круги.
Ничего не сказала Светлана
ни соседям, ни матери даже,
не смогла открыть эту тайну –
для чего им лишняя тяжесть...
14.
А в селе от новых «хозяев»
ни проходу, и ни проезду,
а окрест от полночных зарев
свету лунному было тесно.
Доносились страшные вести –
мол, Свердловск уж, вроде бы, занят...
15.
Но в глубинах древнего леса
появились
партизаны…
16.
И не стало врагам покоя!
Каждый пятый фашист – покойник.
Полыхали склады и танки,
и управы,
и полустанки...
Из лесов доходили про немцев вести:
под Москвой им дали под заднее место!
И сквозь клочья огня,
сквозь разрывы снарядов
из лесов доносилась радость...
17.
Молодой Командир воевал под Москвой,
и умело,
и безрассудно.
Ранен был,
но обратно вернулся в строй.
«Там легко, -- говорил, -- где трудно!»
Через пуль автоматных сплошные плевки,
через смерти друзей
и раны
в каждый выстрел свой
любовь воплотил,
как ему наказала Светлана.
И она из глухой канонады ночной
голос сорванный часто слыхала:
-- Я люблю... За Родину-у!!! Я... За мно-ой!!!
18.
Роща чёрным огнём полыхала,
от мундиров чернела до срока земля,
всюду горьким туманом стелилась зола
от сожжённых домов,
от сожжённых мостов.
Горизонт рассекали решётки крестов.
Всюду след от присутствия вражеской клики…
Через лес,
через лес,
через лес,
через лес --
лай собак,
рокот хвороста,
выстрелы,
крики,
переломленных сучьев разгневанный треск…
-- Рус, капут!
-- Партизайнен, сдавайсь!
… -- Доннер веттер!..
Но болота,
чащобы,
завалы кругом,
лишь симфонию гнева
в подпалинах ветер
исполняет на арфах лосиных рогов!
19.
Свинцовым утром,
проклятой ранью,
когда рассвет так развязно сер,
в избу пустую к ведунье Светлане
ввалился эсэсовский офицер.
Небрит,
немыт,
до конца не проспан,
он ткнул свой «Люггер» хозяйке в живот,
шинель швырнув на чистую простынь:
-- Кодунья ты, говорит народ?
-- Колдунья, -- та спокойно сказала.
-- Так, значит, знаешь, зачем пришёл!
-- Да. Вызнать хочешь, где партизаны.
-- Ну?! Говори, а то сотру в порошок!
-- Угроз твоих не боюсь.
Ни пытка,
ни пуля не смогут мне повредить.
Но, если хочешь их видеть шибко,
ну, что же –
гляди!
Гляди, проклятый, глазами моими
гляди сквозь дебри,
озёра,
холмы,
как в мёртвом небе,
как в смрадном дыме
встают великой России сыны!
Гляди, безумный,
гляди сквозь время,
как от Ямала до южных границ
моей страны священное племя
встаёт –
и рухни пред ними ниц!
20.
…и вдруг разверзлись леса густые,
и из лесов ступила вперёд
вся громадная рать России,
весь её великий народ.
Среди них –
и Егор,
и Тихон,
все соседи,
отец,
и Сталин,
как внезапно застывшие вихри
над растерзанным миром встали,
поднялись,
как в осеннем ветре
листья павшие рвутся вверх...
21.
Первый раз дыхание смерти
близко так ощутил офицер.
Словно лёд скользнул по ладоням,
и сквозь скошенный страхом рот
разодрав своё горло стоном,
он, не глядя,
рванул курок.
22.
Чёрный ветер летел на город,
воя, словно лютый дракон.
А внизу – и голод, и холод,
и почти последний патрон,
а внизу – стальные громады,
нескончаемый гул канонады,
а внизу – приказ-нерв:
«Стоять насмерть!»
Всё смешалось – огонь и холод,
всё смешалось – и смерть, и жизнь...
И над всем – яркой молнией голос:
-- Я люблю...За Родину!!! Я... Держись!..
Всё смешалось, словно
пуля единая
неуклонно неслась на мир...
И от пули, как друга, как мать родимую
заслонил его собой Командир.
23.
И, почувствовав неизбежную встречу
этой страшной пули с сердцем любимого,
всею волей своей ведунья Светлана
там,
где шёл тот бой,
придержала Время.
24.
И тогда Командир,
сделав шаг навстречу
этой пуле,
медленнее тысячекратно
на него летящей из горла смерти,
её принял грудью,
и рухнула пуля,
возле ног его в чёрный снег зарывшись...
25.
В этот миг офицер нажал на курок.
26.
Если где-то сильно замедлить время,
нужно где-то так же его ускорить,
и Светлана, поэтому,
не успела
от себя чёрный «Люггера» ствол отвести.
Это первый Закон Сохранения Жизни.
Есть второй.
27.
... и упала, бледнея, Светлана,
закрывая ладонью кровавую рану...
28.
... и поднял Командир алый стяг над Землёй:
-- Я люблю! За Родину!!! Я... За мно-о-ой!!!...
29.
В том Закон Сохранения Жизни второй:
только Жизнь – цена нашей жизни!
И не купишь дешевле её ни за что...
Если кто-то от гибели чудом спасён,
кто-то должен принять на себя эту смерть...
30.
Отшатнулся эсэсовец от окна:
чисто поле за ним темнело,
небывалая сила,
сплошная стена,
там,
куда Светлана глядела.
Леденея, рванул сорочку на ней,
тронул сердце – не бьётся, нет!
Но, как на дыму замешанный снег
смахнул белизну с полей,
кольцом стальным, а не золотым
стянул упруго деревню…
Стонал огонь,
и грачами дым
рассаживался по деревьям.
...Обмяк последний чёрный мундир...
31.
Над миром встав в полный рост,
-- Люблю! Люблю-ю-ю!!! -- кричал Командир,
-- За Родину-у!!!
Вперёд!!!
. 1994 г