250 -ти тысячам участников последнего Грушинского фестиваля
Печальный бард на тесной кухоньке
играет песенку походную,
хоть дело это недоходное,
поет тихонько для себя.
За гриф схватясь ручонкой сухонькой,
как будто лапкою воробышек,
которому накрошат сдобы, штоб
почаще прилетал сюда.
Торчат нахохленные перышки,
гитара вся давно потрескалась…
Он не какая-то посредственность.
Он музыкальный воробей!
За эти крошки вкусной корочки
счирикает он кошке-дурочке,
про то, как катит шарик по небу
Атлант упорный - скарабей.
Он все давно, наверно, понял бы,
что тут к чему и почему ещё,
как бы над интегралом мучаясь,
колеблет он свою струну?
Нужна ли душ интерференция?
Нужна ли звуков конференция?
Нужна ли формула дремучая,
чтоб прозвенеть на всю страну ?
Релятивистская механика,
все отрицающая здравое,-
стихотворение корявое
поет всекухонный Орфей.
Как будто жизнь киномеханика,
что заперт в верхнем помещении,
весь смысл его – и совмещение
души с гитарой—тем верней.
Он нам сейчас прокрутит что– нибудь,
катушечку магнитофонную,
в проектор вставив, как иконную
в оклад кондовую доску.
Ведь по лесу бродил он сам, небось,
глядел на небо, слушал иволог,
и с рюкзаком огромным вдаль волок
свою посконную тоску.
Звенит гитара онимбевшая
от Магадана до Архангельска,
и золотым крылом архангела
костер простер свое крыло.
О, как крыла пылают бешено
пожарами цветенья вешнего,
а вроде все ведь было взвешенно,
но снаряженье подвело.
Уйдет в свою лабораторию,
нырнув в пространства Лобачевского.
Никто не сведает – сгорел всего
лишь пять минут тому назад.
Всю эту дивную историю
поведал мне мальчонка Вовочка,
с совком и умненькой головочкой
шагавший утром в детский сад.
Тушили кухоньку пожарные,
взбираясь по высокой лесенке,
а он все пел псалмы ли, песенки,
и проповедовал конец.
Потом жильцы, конечно, жаловались
так как взрывались телевизоры,
когда же экспертизу вызвали,
установили, что жилец
исчез. Гитару обгорелую,
палатки клок, колки оплавленные,
нашли. Китайский кед. А главное
большущий тлеющий рюкзак.
С ним ездил он в свою Карелию.
Таскал в нем свои крылья , вроде как,
один - два этажа угробивший,
каналья - так его растак!
Сказал сосед другую версию.
Каналья тот многоканальную,
мол, связь с мирами инфернальными
своей гитарой поимел.
Летал в Анталию и в Персию,
давал концерты Люцеферу, мол,
но проломился не в ту сферу, мол,-
и вот навечно отлетел.
Дала бабуля показания -
он патлы отрастил и бороду,
он доходил до края города
и прыгал там в пустой овраг.
Те показанья, как сказания,
все видели – парил над зданиями,
пока сидела за вязаниями,
взмывал он в небо, сделав шаг.
А с виду вроде бы – воробышек,
присевший здесь, на подоконнике,
набором рифм, как будто в соннике,
зачем он только в душу влез?
Он пел, мир проживал без злобы штоб,
штоб все как есть, сомкнувшись ветками,
мы жили бы его заветами
и тихо превращались в лес.
2001г.