Она обосновалась в Москве, когда казалось, что от жизни ничего не осталось, что все самое важное и значительное уже произошло, все самое прекрасное и самое страшное уже случилось, несмотря на ее относительно молодой возраст. Перелистывая в памяти все произошедшее, ей казалось, что в водовороте событий она упустила что-то самое главное, не сумела удержать доставшееся ей чудом счастье, которое тогда было так естественно, что и не воспринималось как таковое. Все вдруг стремительно разлетелось, разрушилось в одночасье, как карточный домик, и остался лишь единственный стимул существования – подрастающий сынишка. В определенной степени был неоплаченный долг перед переживающей за нее матерью, ведь Тамара была также единственной отрадой у одинокой Джульетты, такое иностранное романтическое имя носила ее мама. Несмотря на ревматизм и привычный оседлый образ жизни, она примчалась на помощь любимой дочери из своего грузинского захолустья, чтобы подставить надежное родительское плеч, обернуть дочь в теплое материнское сочувствие в очередной роковой момент ее жизни. Для мамы она всегда была, есть и будет царицей Тамарой или на худой конец принцессой Дианой. Для мам всегда их дочери – самые лучшие, самые красивые, самые достойные и вообще самые, самые, самые. Насколько избитыми не покажутся эти слова, но это именно так, как бы кто ни критиковал такое, казалось бы, очевидное для многих положение вещей, хотя с другой стороны это тоже не является постулатом. Просто совсем как-то не хочется брать во внимание те, выходящие за рамки обычной российской практики, исключения, которые отражаются, например, в шведском фильме «Навсегда Лилия».
Оставались еще кое-какие средства от трагически погибшего мужа Тамары, но она теперь уже, наученная горьким опытом, знала, что расходовать их надо весьма осмотрительно, осторожно и с дальним расчетом. Полагаться на помощь близких или дальних родственников, как она уже успела убедиться, не следует – у них в их помощи явно проглядывают свои меркантильные интересы и расклады. Довольно быстро один из кузенов избавил ее от ненавистного джипа, в котором был застрелен ее муж, предоставив взамен старую, но функционирующую Тойоту Терселл и посоветовав обосноваться в Москве, где проще с работой и куда стекаются финансовые потоки со всего постсоветского пространства. Большинство драгоценностей и бриллиантов тоже как-то очень быстро перекочевало к другим родственникам, правда, теперь у нее в руках оказался свой бизнес – небольшое кафе у трамвайных путей, с правой стороны от Павелецкого вокзала. Мама здесь оказалась просто незаменимой с ее кулинарными способностями и длительным опытом работы в кавказском общепите. Общительность, открытость и радушие – общая, распространенная черта грузинского народа, тоже сослужила им хорошую службу в плане привлечения посетителей к новому, никому неизвестному привокзальному бистро. Широкая, располагающая улыбка располневшей Джульетты сослужила неоценимую службу, не говоря уже о ее необычайных кулинарных способностях. И дело пошло, не сразу, с трениями и неизбежными проблемами, но довольно быстро наладилось. В местном муниципалитете оказалась грузинка Нона, отвечающая за вопросы торговли в их микрорайоне, которая участливо подошла к новым предпринимателям и не строила им препятствий при организации дела.
Сама Тамара скорее предпочла бы работу с детьми в школе, ведь как-никак за плечами высшее педагогическое образование, правда без какого-либо опыта работы на этом поприще. Но ведь не боги горшки обжигают, и у нее бы обязательно все получилось без проблем или с незначительными проблемами, не зря ее всегда хвалили в школе, а в дневнике она приносила только пятерки на радость маме. Да и в русском языке ей не было равных в классе, а возможно и в школе, память у нее была исключительная, а также неповторимые имитаторские способности, да и сообразительности не занимать. К тому же она всегда была очень разумной, если не сказать рациональной девочкой, быстро все схватывала и усваивала любой материал без особого на то усилий, умела выделить основное из прочитанного и хорошо изложить содержание доступным, грамотным языком. Только вот, как прожить в Москве на учительскую зарплату? Тем более грузинке с неявно выраженным кавказским акцентом, но ярко выраженной грузинской внешностью и с приобретенной за годы замужества привычкой жить на широкую ногу. Учительской зарплаты едва хватает заплатить за квартиру и купить самые необходимые продукты, а чаще всего московским учителям приходилось сидеть на гречневой каше, даже без молока и масла. Такое полуголодное существование ей пришлось пережить в самом начале своего пребывания в столице, после ее поспешного бегства из Самары. Поэтому кафе было гораздо лучшим вариантом, тем более с помощью мамы – профессиональной поварихи, дело должно было быстро наладиться и пойти в гору.
Мама была лучшим знатоком своего ремесла во всем их пусть небольшом черноморском местечке. Поэтому когда в городок приезжали высокие официальные гости, ее всегда вызывали из их фабричной столовой для приготовления изысканных праздничных грузинских блюд. Никто лучше нее не мог сделать лобио или испечь хачапури, никто не знал лучше нее толк в пряностях и специях грузинской кухни. Она знала не только общеизвестные и часто употребляемые рецепты, но и получила когда-то давно в наследство и сумела сохранить и развить семейные рецепты. Ей не составляло это никакого труда, потому что у нее был особый врожденный дар подбирать к знаменитым грузинским винам соответствующие в каждом отдельном случае блюда, то есть она не тупо готовила, что скажут, а к каждому отдельному случаю подходила творчески. Слух о ее невероятной способности найти вкусовую гармонию и совместить, казалось бы, несовместимые продукты доходил до самого Тбилиси, поэтому ее довольно часто приглашали и в саму столицу при подготовке больших торжественных мероприятий, а иногда и на приватные застолья. С тех времен сохранились у нее много фотографий с разными важными официальными лицами, благодарившими ее за проделанную работу, пожимающие ей руку и тепло улыбающиеся ей.
Будущий муж выкрал Тамару из родного гнезда по старинной горской грузинской традиции, когда ей не было еще и 15 лет, но быстро вернул девочку по настоянию своих же родителей. Вскоре после этого его родители, чтобы не потерять уважение земляков, пришли просить руки Тамары у несчастной матери. Та поплакала, покручинилась, попричитала про себя, но быстро согласилась, хоть и не о таком женихе мечтала она для дочери и не о такой судьбе просила бога. Однако, рассудила разумно, что после такого позора с похищением, пусть и традиционным в этих краях обычаем, не найти ей хорошей партии в их местечке, а о переезде в другое место ей даже и в голову прийти не могло в то время. Вот и увез Георгий, начинающий специалист, только что закончивший технический вуз, свою новоиспеченную молодую жену с собой в Самару, где он только что начал работать после распределения и благодаря старым связям родителей на известном нефтеперерабатывающем заводе. К началу перестройки он уже работал начальником большого отдела, был умен, сообразителен, активен, расторопен, умел находить интересные и порой неожиданные решения из, казалось бы, безвыходных ситуаций. Поэтому новое «смутное время» не застало его врасплох, он быстро сориентировался, что к чему и понял, как не только выжить в этом перевороте и последующем хаосе, но и как лучше всего приложить свои силы и смекалку, что помогло ему быстро стать довольно успешным предпринимателем. Была в нем, очевидно, природная предпринимательская хватка от предков, которая помогла ему быстро подсуетиться в приобретении ваучеров всеми правдами и неправдами. В итоге у него в руках оказался довольно большой пакет акций предприятия, а «нефтянка» стала самым прибыльным делом в постперестроечной России.
Когда на свет появился мальчик вскоре после их обустройства на новом месте, счастью отца не было предела, он одарил молодую жену бриллиантами и шубами, купил ей диковинную в тех краях машину Альфа Ромео. Водить она не умела, но нанять шофера за мизерную зарплату не представляло никакого труда, а уже у того помаленьку она стала брать уроки вождения. Единственное на чем настаивал ее муж, чтобы она продолжала учиться, и чтобы получила высшее образование, потому что лично пообещал Джульетте заботиться о ее доченьке и претворить все материнские мечты в жизнь. Самое лучшее образование в его глазах для женщины было педагогическое, не для работы, конечно, а для того чтобы потомство правильно воспитать и научить уму разуму. Тем более жить им предстояло в России по его планам, да и не в глубинке, а скорее всего в самой первопрестольной, где он знал, многое совсем по-другому, нежели в Грузии или в провинциальном русском городке. И в вопросе образования, хоть она и получила свободу выбора, решила все-таки прислушаться к совету мужа и желанию матери, да и руководствуясь своим внутренним чувством, поэтому выбрала педагогическое поприще. Жизнь казалась сказкой, все ее прихоти исполнялись незамедлительно, малыш рос здоровым, шустрым и сообразительным. Ему позволялось практически все, молодые родители пытались применить в этом случае, руководствуясь общим поветрием и для разнообразия, японское воспитание, которое вдруг стало весьма популярно в России в тот период. По утверждению российских и некоторых зарубежных специалистов, такая японская вседозволенность давала ребенку творческое начало, и стимулировало его индивидуальное развитие.
Весь этот хрустальный замок разлетелся в одночасье. Не стало мужа – не стало друзей, быстро иссякли наличные деньги, много средств муж инвестировал в дальнейшее развитие своего бизнеса, а как эти средства получить теперь в этой критической ситуации она понятия не имела. Свалилось множество мелких и больших неожиданных проблем, о которых раньше никогда даже и не задумывалась. Тех из друзей, которые остались и вертелись вокруг нее, интересовала не она сама с ее подрастающим сыном и ворохом нерешенных задач, а скорее то, что осталось после мужа из движимого и недвижимого имущества. Здесь ее природная смекалка и рассудительность пришли на выручку, особенно после первого фиаско со стороны ближайшего друга мужа, именно тогда она решилась на кардинальный шаг с переездом в российскую столицу, о которой мечтал и много говорил ее муж. Московские родственники тоже были заинтересованы в таком переезде, пока знали, что средства и немалые у нее еще есть. Они довольно быстро подыскали ей «фиктивного» жениха, который за четыре штуки баксов готов был жениться на ней и предоставить прописку в своей двухкомнатной московской квартире без каких-либо претензий на реальную семейную жизнь. Мужик он был вполне приличный, интеллигентный, с двумя высшими образованиями, но очень любил выпить, отчасти из-за чего и потерял престижную работу на киностудии Мосфильм.
И вот теперь каждый день, а иногда и ночь, Павелецкий вокзал перед глазами, нескончаемая вереница трамваев, периодически закрывающих его вид и пронзительно верещащих, разгоняющих назойливых прохожих, которые снуют и пересекают трамвайные пути во всевозможных неположенных местах. Выбор и закупка товара, оплата, погрузка на старенькую Тойоту, разгрузка у кафе, пока мама любезно разговаривает и готовит что-то для первых немногочисленных покупателей в кафе. Так продолжалось полгода без особых явных изменений, благо, что всевозможные базы здесь под боком, как продовольственные, так и ликероводочные. За бочковым пивом приходилось ездить чуть дальше, зато цены на него там были просто исключительные: прибыль можно было делать только на одном пиве. Однако маме это казалось как-то не по-людски – пить и не закусывать, поэтому в их ассортименте всегда были какие-нибудь блюда, пусть незатейливые, но добротные и вкусные. Это придало кафе приличную репутацию, а доброе открытое и часто улыбающееся лицо мамы приносило дополнительные бонусы. Да и сама молодая очаровательная хозяйка кафе интеллигентной кавказской наружности вызывала живой интерес у мужского населения этого района. Ираклию, так звали сына в честь дедушки, уже стукнуло 11, и он осознавал, что собственный бизнес в центре Москвы – «это круто», поэтому с удовольствием после школы проводил все свое свободное время в нем или вблизи него. В череде торговых павильонов поблизости, к тому же, было много других весьма интересных и завлекательных мест, как то: зал игровых автоматов, бильярд и кафе-мороженое.
Со временем, помимо обычного рабочего люда и приезжих с вокзала, которые оценили дешевизну пива, особенно в жаркие летние дни, и добротную недорогую пищу, в кафе стали заглядывать и более респектабельные люди из близлежащих контор и офисов. Среди них был Максим, который одним из первых, проявил неподдельный интерес, как к кафе, так и к его обитателям, вернее конечно к главной составляющей этого бистро. Одинокая молодая красивая грузинка с печальным и задумчивым взглядом, ястребиным носом и всегда аккуратно уложенной мальчишеской стрижкой всерьез затронула его холостяцкое сердце, а ее беспрерывная привычка курить вызвала какую-то непонятную жалость, наводила на мысль, что в ее жизни произошло что-то трагическое. Единственное, что его пока останавливало – это его хроническая нелюбовь к «лицам кавказской национальности», этот тормоз и все последующее время очень долго препятствовал прорыву его истинных чувств. В конце концов, он решил попробовать хотя бы пообщаться, чтобы потом не корить себя бесконечно впоследствии за робость, бездействие и нерешительность. Вон, Матвей Ганапольский взял себе в жены грузинку – и ничего, не жалуется, наоборот доволен жизнью, в придачу тоже приобрел кулинара-тещу, теперь можно и в рестораны не ходить. Правда и сам он, Матюша, из малороссов или евреев, а почему бы ему, исконно русскому молодцу Максиму не пережить хоть небольшое приключение, необязательно ведь сразу вести новую знакомую в загс. Неизвестно также, как бы отреагировал бы дядюшка на такое известие, но ему вовсе и необязательно знать о такой возможно недолгой интрижке, по крайней мере, до поры, до времени.
Разговорились они почти сразу же, при первой его попытке начать разговор. Тамара оказалась очень общительная и веселая, легко реагировала на шутки и сама могла очень удачно что-то сказать, пошутить, за словом в карман не лезла. Была в ней какая то «русская», на его взгляд, легкость, добротность и доброжелательность, хотя для него было совершенно очевидно, что, в сущности, она – «дитя гор». Вскоре он пригласил ее в ресторан, и она охотно согласилась безо всяких жеманных взглядов, уловок и лишних вопросов, типа, а в какой ресторан, а какая там кухня, набивая себе цену и притворяясь эдакой богемой или знатоком столичной жизни. Было видно по всему: по манере разговаривать, уверенности держать себя, по размеренным жестам, что она твердо стоит на ногах и ни от кого не зависит, что тоже ему очень импонировало. Не хотелось ему брать на себя какую бы то ни было ответственность, он был, действительно, закоренелым холостяком и, в общем, его это не тяготило, вполне хватало легкого флирта и ничего не обещающих взаимоотношений. Очень шустрых дам он не любил, а красивые дамы, привлекавшие его внимание, как правило, легко откликались на его предложения составить компанию при походе в ресторан или на концерт, театров он не любил, просто скучал там. Сам он был очень недурен собой, была в нем настоящая мужская красота и мужественность, такой российский вариант ковбоя с рекламы Марльборо. Голова у него тоже была на месте, в перестройку он вписался удачно, приобретя довольно приличное количество движимого и недвижимого имущества с помощью дядюшки, занимающего не последнюю должность в правительстве Москвы. Поэтому мог себе позволить жить на широкую ногу, ни в чем себе не отказывая. Вопрос продолжения рода почему-то не касался его сознания, хотя в кругу своих знакомых он считался завидным женихом, но никто никогда всерьез так и не затронул его сердца.
Возможно, и Тамару бы он не воспринял бы так серьезно, не появись вдруг неожиданно в их микрорайоне этот «патлатый американец», неопределенного возраста, с интересом изучающий нравы и поступки местного населения. Приезжал он непонятно откуда на «раздолбанной» красной Тойоте Терселл, совершенно идентичной Тамариной белой, даже того же года выпуска. Сам «пиндос» был большой, громогласный, колоритный, все время пытающийся завязать разговор с кем бы то ни было на какой-то мешанине самых простых русских фраз и английского языка, чем вызывал неподдельный интерес всех жителей данного района. Замоскворечье – это не Арбат, который всегда был напичкан всякого рода немчурой, французиками и американосами, оно оставалось еще долго районом, в своей девственной нетронутости иностранцами в том, теперь далеком 1998 году. Если даже кто-то где-то и снимал здесь квартиры, то их было не видно и не слышно, это были по большей части «белые воротнички», которые не снисходили до местных забегаловок или бистро, одновременно брезгуя и немного побаиваясь аборигенов. Этот же громкий блондин с длинными волосами, собранными сзади в пучок и превращающими их, таким образом, в длинный «лошадиный» хвост, с двумя золотыми кольцами в каждом ухе и весьма примечательной татуировкой с черепом и двумя скрещенными под ним костями на внешней стороне запястья, стал настоящей местной достопримечательностью, феноменом в полном смысле слова. Но самое удивительное было то, как он быстро нашел общий язык и полное взаимопонимание со всем семейством кафе. Может быть благодаря тому, что все члены этой грузинской цепочки бабушка-мама-внучек тоже чувствовали себя все еще чужаками в этом шумном месте в центре Москвы, несмотря на, казалось бы, полную адаптацию местных устоев и порядка. А знакомство завязалось именно благодаря Тойотам, вернее их общим проблемам с запчастями, оказавшимися в то время абсолютным дефицитом, как в Москве, так и московской области, не говоря уже о глубинке.
Пиндос обычно ничего из закусок не покупал, а брал только пиво, которое, по его утверждению, было очень вкусным и очень дешевым. Пиво и на самом деле должно было быть хорошим, так как у Тамары никогда даже и в голову не приходило разбавлять его водой или еще чем либо, как это часто делали другие владельцы подобных заведений. Еще чудно было то, что этот иностранец все время лез со своей помощью, где надо и где не надо, при этом постоянно отпуская всяческие шуточки, которые могли показаться вульгарными из уст местных мужчин, но почему-то из его уст они казались непосредственными. Тамара первое время терялась и не знала, как правильно реагировать на подобные неожиданные проявления чрезмерного участия, но через какое-то время освоилась с этим новым, своеобразным помощником и даже стала иной раз сама отпускать некие шутки в адрес этого знакомого. А в награду за помощь Джульетта стала иной раз угощать его различными грузинскими блюдами, которые готовила в обеденный перерыв только для членов семьи. Но вместе с положительными эмоциями, этот чужак привнес в их, казалось бы, довольно спокойное существование некий хаос. Многие недоразумения случались из-за недопонимания окружающих чужой для них культуры и странного поведения незнакомца, пришли они с мамой к общему мнению. И так как обеим женщинам самим пришлось пережить множество курьезов из-за того, что они здесь тоже были чужими, то они были преисполнены сочувствием к этому бедолаге. Тем более, что он умудрялся все время попадать в какие-то непредвиденные, порой смешные, а порой и довольно серьезные истории. Поэтому они всеми силами старались защитить его и сгладить шероховатости его чрезмерного и неординарного общения по мере их женских сил.
Тамара с такой же непринужденностью общалась с этим чужестранцем, как и с Максимом, коренным москвичом, настоящим красавцем, истинным избранником и баловнем судьбы. Все это совершенно не укладывалось в понятия и представления самого Максима о современном мироустройстве, и соответственно тоже вызвало неподдельный интерес к происходящему и даже некую ревность. Таких новых чувств он, пожалуй, никогда раньше не испытывал за всю свою тридцатипятилетнюю жизнь, а новые впечатления дали ему импульс действовать более решительно. Хотя Тамара ему поведала краткую историю появления в их районе этого типа, он не совсем доверял тому, что она сообщила, зная о скудности ее познаний в английском языке. Звали пиндоса Мартин, и был он, оказывается, не из Америки, в чем все почему-то были убеждены, а из Скандинавии, не то швед, не то датчанин или норвежец. Женился он, оказывается, на русской из этого района и сопровождает иной раз ее ребенка в школу, которая находится недалеко от Свято Даниловского монастыря, почти у Тульской, но живут они где здесь, на Павелецкой. Это навело его на мысль тоже начать интересоваться делами Ираклия, чтобы показать, что русские мужики – тоже не лыком шиты, тоже могут не хуже, а гораздо лучше проявить заботу о чужом ребенке. Для начала он пригласил мальчугана вместе с ним посетить бильярдную, пообещав научить элементарным приемам игры, а в следующий раз пригласил уже Тамару не в ресторан одну, а вдвоем с Ираклием на шашлыки на природе в Звенигород. Там он себе как раз присматривал место для постройки нового терема.
Как ни странно, Тамара действительно понимала буквально все, или почти все, в речи у этого чужака, фактически не зная английского, в Самарском пединституте этот язык преподавался чисто формально, как и во многих других вузах того времени. Вскоре в кафе стали заглядывать и жена, и приемная дочь Мартина, и Максим успокоился окончательно и даже как-то поостыл, проявив вдруг также неожиданный интерес к жене этого странного скандинава. Пара была, на самом деле, в высшей степени странная, в смысле неординарная, и вызывало удивление, что смогла увидеть привлекательного эта симпатичная русская женщина в этом громогласном, грубоватом и по русским меркам невоспитанном человеке. И выступали они как две полные противоположности: он всегда что-то громко объяснял по-английски, вставляя простейшие русские фразы, жестикулируя, сам смеясь над своими бесконечными шутками, постоянно меняя тональность и стараясь дать всевозможные неожиданные решения в различных ситуациях и иной раз даже наставления. Она же большей частью молчала, как будто зачарованная его речью, глядя на него влюбленными глазами и переводя окружающим его речь при необходимости. Что свело их вместе, Максиму было не понятно? Но общение с Мартином с ее появлением во многом упростилось и многое встало на свои места, когда она тоже давала свои объяснения и комментарии к событиям. Тамара же довольно быстро и непринужденно сошлась с Екатериной, так звали жену этого иностранца, и они даже можно сказать стали подругами, хотя не такими задушевными, как с армянкой Натальей, с которой у нее было, безусловно, больше точек соприкосновения. Екатерина не была красавицей в полном смысле этого слова, черты лица ее нельзя было назвать правильными или пропорциональными, но была в ней какая-то странная, необъяснимая притягательность, возможно из-за больших зелено-серых задумчивых глаз.
Тем временем бизнес развивался успешно, и Тамара позволила себе все чаще нанимать постороннюю дополнительную рабочую силу. По крайней мере, погрузкой уже она сама не занималась, а подзывала кого-нибудь из крутящихся поблизости обитателей Павелецкого вокзала или гасторбайтеров. Слава богу, гасторбайтеров в этом привокзальном районе всегда хватало с лихвой, даже можно сказать отбоя не было от предложений, только пальцем помани или даже взглядом. За прилавком стоять целыми днями и ночами, чередуясь с матерью, тоже отпала необходимость. Со временем она научилась подбирать с этой целью продавщиц, стараясь тщательно отобрать наиболее добросовестных из них, стимулируя более высокими, чем давали владельцы соседних магазинов и кафе окладами, чтобы избежать воровства. Но, к сожалению, это явление было также неизбежным следствием убогой постперестроечной жизни, или же поистине нет предела алчности человеческой и, в конце концов, она смирилась и приспособилась к постоянной текучке своего торгового персонала. Чтобы уменьшить риски воровства и показать своему персоналу, что у нее все находится под контролем, она очень часто, не жалея ни времени, ни себя, могла неожиданно нагрянуть ночью в свое бистро и быстро провести ревизию. Очень редко бывало, когда кто-нибудь из продавцов не пытался продавать свои продукты в ее отсутствии, заранее принесенные и припрятанные в подсобке. Взятые с поличным продавщицы, и не пытались что-либо отрицать, аргументирую тем, что им тоже жить на что-то нужно и семью кормить. Бухгалтерию она не доверяла никому, делала все сама, прошла ускоренные курсы подготовки бухгалтеров – оказалось не так уж сложно, и она вполне быстро и квалифицированно справлялась даже с нарастающим товарооборотом.
Еще одной проблемой оказались всевозможные самозваные охранники, которые с одинаковой периодичностью появлялись и предлагали свои услуги по «крышеванию» ее небольшого и все еще хрупкого бизнеса. В конце концов, она приняла разумное и оптимальное, на ее взгляд решение, всегда радушно принимая в кафе местных участковых и других представителей небезызвестных родственных им служб, это оказалось дешевле, чем платить каким-то бандюгам, которых иной раз и под рукой не оказывается в самых критических ситуациях. Да и вели себя официальные органы вполне по-джентельменски: если пили и гуляли, то и платили, а не на «халяву» рассчитывали. Некоторые из них не были обделены некоторыми талантами: могли сыграть под гитару, да и спеть старинные русские романсы или песни белогвардейских офицеров. Еще одним любопытным фактом оказалось то, что у появившегося откуда не возьмись странного иностранца и представителей силовых структур прорезался вдруг неподдельный интерес друг к другу. События развивались стремительно, потому что Мартин очень легко сходился с людьми и уже вскоре знал весь местный «околоток»: привокзальных таможенников, милицию и рядовых завсегдатаев, ему были интересны все. Не зная русского языка, он использовал язык жестов, широкую улыбку и казалось всегда на удивление хорошее, доброжелательное отношение к окружающим. Все это подкупало и также вызывало живой интерес со стороны, как самой Тамары, так и Ираклия и Джульетты. Тем более, по всему было видно, что он птица высокого полета, часто в своих рассказах он упоминал про знакомых дипломатов и игре с ними в бридж, про свои многочисленные путешествия по странам и континентам. Поэтому Тамара сделала вывод, что деньги он зарабатывает именно посредством игры в азартные игры или же он – счастливый наследник богатых родителей, которых на Западе было пруд пруди. Такое было общепринятое и распространенное восприятие западной жизни по тем немногочисленным зарубежным фильмам, попадавшим раньше в Россию пройдя жесткий контроль на мораль и тщательно отобранным киноведческой цензурой. После Перестройки, когда в страну хлынул целый поток информации из-за рубежа, на переваривание и усвоение новых тенденций у нее не было времени за суетой рабочих будней. Впрочем, источники его доходов ее особо и не интересовали, просто ей нравилось делать всевозможные умозаключения в отношении современного мироустройства по своим наблюдениям, и очень часто она даже убеждалась в правильности этих выводов.
Конечно же, она не могла знать и даже предположить, что этот, в высшей степени странный и необычный человек, окажет такое решающее влияние на ее дальнейшую судьбу. Над неумелыми ухаживаниями Максима Мартин постоянно подтрунивал и посмеивался, казалось доброжелательно, но в итоге отношение к Максиму у нее тоже очень переменилось. Она даже с легкой подачи Мартина решилась вдруг поехать за компанию с его женой и его другом в экспромтом организованную поездку на Эльбрус, так ей вдруг после его многочисленных красочных рассказов о горных лыжах захотелось самой вкусить этот вид спорта. Сама она, прожив все детство на побережье Черного моря, казалось бы, вблизи Кавказских гор, так ни разу и не там и не побывала. Конечно, такие длинные истории про альпийские поездки она слушала в переводе Катерины, и они вместе весело смеялись над шутками и прибаутками веселого Мартина. Ее даже не смутило в этой поездке, что друг Мартина – турок, а среди ее друзей отношение к туркам всегда было весьма негативное, а мать пришла бы просто в ужас, узнай о четвертом – турецком члене поездки, поэтому Тамара просто решила не говорить, чтобы не расстраивать бедную Джульетту. Поездка удалась на славу, не смотря на то, что погода несколько подкачала: был постоянный туман, так что новичкам местные инструкторы Чегета категорически не рекомендовали кататься, хотя это и было им самим в ущерб. Но Мартин катался в любую погоду, у него ведь была норвежская закалка, приученное к этому виду спорта и натренированное с самого детства тело, умеющее хорошо держать баланс, и он мог прекрасно ориентироваться в любом тумане. По вечерам они собирались в небольшом ресторанчике на первом этаже гостиницы, где, помимо них было не так уж много гостей, наверно потому что был не сезон. Зато гости оказались тоже примечательными, например, очень высокое должностное лицо из Москвы по фамилии Князев, возле которого постоянно находились сразу две симпатичные девушки. Но он, как ни странно проявил неподдельный интерес к Кате, постоянно приглашая ее на медленные танцы, посылая какие-нибудь кабардино-балкарские блюда или напитки «от нашего стола – вашему столу». Но такие знаки внимания Мартин неизменно принимал на свой счет, широко улыбаясь и кивая Князеву в ответ в благодарность за дары. А в дневное время, когда они с Катей сталкивались на какой-нибудь промежуточной вершине или оказывались по соседству на одной скамейке при смене обуви, он неизменно предлагал Кате коньячок, как по волшебству каждый раз появляющийся из его многочисленных карманов. Тамара только лукаво наблюдала за этими манипуляциями высокого гостя, и иной раз приходила на помощь Катерине, теряющейся иной раз в таких неожиданных проявлениях щедрости или других непредвиденных ситуациях.
Между тем, как ни странно, ее первое негативное отношение к другу Мартина, турку Осману, постепенно стало меняться, возможно, тоже под воздействием теплых речей о нем Мартина. Хотя, скорее всего, это произошло из-за ее личного восприятия и ассоциативных связей с прошлым, или же ее привлекла его наружность, отдаленно напоминающая Березовского, или же широкие жесты, которые он мог позволить себе, имея собственный и успешно развивающийся бизнес в Москве на трикотажной стезе. Трудно сказать определенно, что заставило ее изменить такое, первоначально негативное отношение к этому человеку, на полную и безоговорочную влюбленность в него. Не всегда все поддается логике, не смотря на рациональность ума и твердой внутренней линии поведения и искусно возводимым барьерам, выстраиваемым в спешке, но в такой же спешке и обрушающимся, как песочные стены под воздействием солнца. Близости у них в эту поездку так и не получилось, но когда они вернулись в Москву, чувства вдруг неожиданно захлестнули обоих и прорвали ту плотину, которую она старательно выстроила как первоначальную защиту для себя, чувствуя приближение неизбежного потока. Она влюбилась , казалось, по-настоящему, глубоко и бесповоротно, забыв все наставления матери, перестав устраивать ночные облавы на недобросовестных продавщиц и забывая иной раз даже о сыне. Осман со своей стороны приоткрыл ей дверцу в совершенно в другой мир, о котором она даже и грезить не могла. Благодаря нему, она вдруг тоже стала вхожа в отдельные мусульманские посольства, находящиеся в Москве, куда его иной раз приглашали играть в бридж, хотя чаще всего он предпочитал там бывать один. Вместе с ним она стала постоянной посетительницей кафе Маргарита на Патриарших прудах, о котором раньше и понятия не имела, и где в то время почти каждый вечер выступал Костя, внешне еще больше, чем Мартин, напоминавший Карлсона, со своими каламбурами, экспромтами и конечно великолепной, просто виртуозной игрой на скрипочке. Скрипка казалась совершенно несуразной в объятии его толстых пальцев до того момента, пока он не извлекал из нее звуки. Так, наверное, Паганини покорял сердца своих слушателей игрой на скрипке. Вместе с тем, Костя был не просто скрипачом, а одновременно и современным шоуменом, умевшим организовать посетителей кафе, чтобы те подпевали ему или по крайней мере отбивали такт мелодии.
Вскоре после их бурно развившегося романа с Османом, она вдруг поняла, что «залетела», как они не предохранялись, и как она не высчитывала опасные и безопасные дни по своему календарю. Первой реакцией был ужас, а что она скажет маме, придется все-таки раскрыть тайну истинной ее любви и привязанности, и не к Максиму, как маме очень хотелось бы верить, а к какому-то турку. В то же время это неожиданное открытие вызвало новый, ранее совсем неизведанный ею поток чувств, не смотря на то, что это была ее вторая беременность. Но в первую беременность она ничего даже не успела осознать и почувствовать, настолько быстро все произошло в ее жизни: соитие, свадьба, переезд, беременность, роды. Ей вдруг очень захотелось этого ребенка, который был бы плодом их такой неожиданной и страстной связи, хотя все казалось было все еще просто в шутку и как-то так зыбко и неопределенно в их взаимоотношениях. Известие о возможном ребенке ввело Османа в ступор, что очень задело и обидело Тамару в тот знаменательный вечер, когда она сообщила ему об этом событии. Она ждала радости и восхищения, а получила какое-то невнятное бормотание, казалось, что все русские слова вдруг покинули интеллектуального турка, а она просто собралась тогда очень быстро и ушла, оставив его одного переваривать эту новость. Как ни странно, но первым, с кем она поделилась этим неожиданным известием после Османа, был Мартин, а не армянка Наталья, с которой она была близка, или Катя, с которой она тоже делилась порой самым сокровенным. Просто он оказался в ту ночь, как всегда, в ее кафе, а именно туда она направилась по прямой ветке с Войковской, а ей тогда необходимо было кому-то выговориться, не могла она больше носить в себе свои мысли, сомнения и разбитые так внезапно ожидания и надежды.
Мартин на эту новость среагировал весьма импульсивно, его это, к ее изумлению, очень обрадовало и даже развеселило до какой-то степени. Постепенно ее обиды тоже куда-то улетучились под потоком как всегда несколько грубоватых шуток Мартина, и она стала все видеть уже не в таком мрачном свете, как по дороге к кафе. В конце концов, что такого уж особенного в том, что она в худшем случае останется одна с ребенком на руках? Предрассудков хоть в Москве и хватает разных, но только не в отношении одиноких мамаш с детьми, а ребенок – все-таки большая радость, ей вдруг так захотелось маленькую девочку с большими миндалевидными глазами и длинными ресницами, как у Османа. А Мартин стал вдруг еще дальше развивать эту тему, только она уже дальше не могла понять до конца полета его западной фантазии, он все так же, как всегда громогласно, повторял про какую-то адаптацию, упоминая при этом имя Кати и Тани, Катиной дочери. На другой день Осман позвонил и предложил встретиться и обсудить их общую тему, что с одной стороны ее обрадовало, а с другой – насторожил его чрезмерно деловой тон. Встретились они в непривычном месте – французском кафе на Маяковской, обычно они посещали либо русские, либо турецкие кафе и рестораны. Осман одет был также непривычно: в деловой костюм с галстуком, что сначала успокоило Тамару, и она даже решила, что он собрался делать ей предложение. Каково же было ее разочарование и расстройство, когда он после долгой прелюдии, вместо предложения стал объяснять ей, что он – турок, и что, не смотря на свой западный лоск, он остается традиционным турком во всех бытовых отношениях. Это означает, что если она станет его женой, то ей придется не только формально принять, но и по жизни руководствоваться теми нормами, которые прописаны в Коране для турецкой женщины. Он, как честный и благородный турок, готов не только взять на себя все заботы о ней и будущем ребенке, но и взять ее саму в жены, при условии, что она принимает такой образ жизни, каковой предписывает ему его религия и семейные устои. Тамара ожидала другого признания в любви и предложения руки и сердца, она не нашлась даже, что ответить в этом случае, не смотря на обычную свою находчивость и быструю реакцию, сказала лишь, что ей надо подумать.
Вечером в кафе вместе с Мартином оказалась Катя, и Тамара решила посвятить и ее в свою проблему и спросить не только ее мнение, но и растолковать те предложения, которые накануне ночью пытался ей втолковать Мартин. Катя в известии никакой проблемы не усмотрела, а увидела только счастье появления нового младенца на свет божий, а восторг и многословные речи Мартина она растолковала как своеобразную дружескую помощь и участие, вплоть до готовности взять на себя усыновление или удочерение и воспитание младенца. Тамара была поражена такому объяснению, спросив Катю, почему она сама не хочет родить малыша такому потенциальному папаше. Она-то хочет, объяснила ей подруга, да только у Мартина, по его словам, что-то нарушено в организме, с детского возраста его антибиотиками передозировали, и это каким-то образом сказалось на половых функциях организма, хотя небольшая вероятность беременности от него все-таки существует. То, что Мартин предлагал ей накануне в плане «адаптации», добавила Катя, она готова разделить или даже взять полностью ответственность за предполагаемого ребенка, если Тамара сомневается в целесообразности продолжения беременности, и если она чувствует себя сейчас не готовой к такой ответственности или по каким другим причинам. Тамара стала уверять, что она сама страстно хочет этого ребенка, и будет особенно счастлива, если родится девочка, что она просто мечтает о ней. Но предложение Османа ее напугало и встревожило, в Турцию она ехать не собиралась, ей и тут, в Москве, хорошо, а соблюдать здесь турецкие обычаи ей казалось бы совсем странным делом. Первым требованием со стороны любимого было – бросить курить и начать носить более длинные юбки. Курить, конечно, ей придется бросать так или иначе, но на это ей нужно время, а почему она вдруг должна наряжаться в старушечьи юбки, этого она принять не могла. В конце концов, она попросила Катю принять участие в их совместном разговоре и окончательном обсуждении, потому что ей иногда кажется, что Осман не так хорошо понимает русский язык, как он сам считает или как хотелось бы Тамаре, и тогда Катя могла бы объяснить ему по-английски в случае недопонимания. На том и порешили.
Встретились они все втроем в летнем кафе у Тамары, на улице в хорошую погоду обычно выставлялись три столика еще с весны, за одним из них они и расположились, сидели и обсуждали, какой же оптимальный выход из создавшейся ситуации может быть. Осман предложил Тамаре сделать аборт, расходы за который он брал на себя, раз она не уверена в своих чувствах к нему и не готова принять его предложение и условия. Катя видела, что Тамару это сильно задело, она попыталась смягчить ситуацию и немного отсрочить окончательное решение такого важного вопроса. Осман снова был предельно откровенен в своих преференциях и опять подчеркнул, что для него важно соблюдение национальных традиций его народа, а женщина должна принимать безоговорочно решение мужа. Катя, зная Османа как мягкого и интеллигентного человека, была несколько удивлена такой ультимативной форме его высказываний, решив, что это в нем просто взыграл дух противоречия, и он несколько сгущает краски, возможно, будучи в обиде за что-то на Тамару. Но дальнейший ход событий показал, насколько серьезны на самом деле были для него родовые традиции, устои и установки.
Время, надо признаться, было не простое, все очень стремительно менялось тогда в России, главное ни в чем не было никакой стабильности. Тамара отчасти испугалась предстоящих трудностей с ребенком, отчасти разочаровалась в таком, «не мужском», с ее точки зрения, поведении своего избранника, ведь ее погибший муж буквально носил ее на руках и одаривал бриллиантами, узнав о беременности, но то был грузинский муж, соотечественник. Нечто подобное она все-таки ожидала и хотела получить и от Османа, а в место этого – голый расчет и условия, и она, в конце концов, решилась делать аборт. Она попросила Катю посоветовать ей надежное место, где это можно сделать быстро и без особых проблем, а проблемы на самом деле могли возникнуть даже на ровном месте в то смутное время. Та отвезла ее к своим знакомым докторам в роддом на Щукинской, где сама рожала Танюшу и где сделала год спустя после первых родов аборт от первого мужа, который тоже испугался трудностей со вторым ребенком. Не смотря на то, что Осман стал даже более внимателен к ней после их такого, казалось бы, совместного решения, стал одаривать ее подарками, все-таки огромная трещина пробежала в их отношениях. Он стал более категорично проявлять мужскую настойчивость и в деловых вопросах, в том числе и ее бизнеса, полагая не без основания себя более опытным бизнесменом и знающим лучше российский рынок. Он стал даже подтрунивать над ее непрактичностью с этим кафе, которое не приносило так уж много доходов, а хлопот с ним хватало, особенно все больше и больше проблем возникало из-за Мартина, как они не продолжали сглаживать все возникающие вокруг него шероховатости. Осман даже как-то сделал ей чисто арифметическую и бухгалтерскую раскладку о нерентабельности ее «доморощенного» бизнеса по сравнению, например, с магазином. Сначала она отнекивалась всеми правдами и неправдами от его предложения продать кафе, а купить меньшее помещение по соседству и сделать там продуктовый магазин – дешевле в аренде, хлопот меньше, а прибыли больше. Но, в конце концов, поразмыслив, и еще раз все тщательно взвесив, все-таки решилась на этот шаг, тем более маме очень хотелось вернуться обратно в Грузию и она все чаще и чаще заводила об этом разговор. А без маминой опеки кафе уже было не кафе.
Трещина во взаимоотношениях с Османом тем временем продолжала расти и углубляться, он вдруг все больше и больше стал проявлять себя как настоящий мачо. Совершенно неожиданно он стал настаивать на том, чтобы она бросила курить, то заявлял ей, чтоб она вела себя скромнее, то проявлял свое эго в других, касающихся по ее мнению только ее вопросах. Особенно долго у них трения были по поводу ее кафе, о целесообразности его существования, и потом он совершенно не понимал, и в должной мере не оценил той жертвы, которую сама Тамара, на ее взгляд, принесла в угоду их любви, снизойдя до него, турка, вопреки всем увещеваниям матери. Она все чаще задумывалась о приближении к себе Максима, но он сам как-то не очень настаивал на каких-либо кардинальных изменениях в их взаимоотношениях, оставаясь равнодушным ко всем ее теперь уже игривым уловкам. Даже появление в ее жизни Османа почему-то не очень огорчило Максима, они даже стали общаться как приятели и у Тамары появились сомнения другого характера, то есть относительно его потенции и ориентации. Видимо сказались постоянные шутки и прибаутки на этот счет со стороны Мартина, одной из излюбленных тем разговора которого была именно эта. Не столько для того, чтобы посмеяться над кем-то конкретным, а просто поострить и побалагурить, иной раз, однако, приплетая к ней Филиппа Киркорова, который в то время как раз стал мужем Аллы Пугачевой.
Тамара не переставала удивляться Кате, как у нее все хорошо складывается во взаимоотношениях с Мартином, хотя тот был тоже из совершенно другой страны и культуры и вообще непредсказуемым в своих поступках. Если целиком абстрагироваться от необычного поведения самого Мартина, их взаимоотношения можно было бы назвать идеальными в понимании Тамары. Потеряв хорошую, высокооплачиваемую работу после замужества, Катя оставалась дома либо участвовала в каких-то благотворительных мероприятиях, потому что Мартин не хотел, чтобы она где-то вкалывала за копейки. Все реже и реже Осман приглашал теперь Тамару на всевозможные встречи в ресторанах, где он чаще теперь бывал с Мартином и другими мужиками. Однажды такое бесправное положение дел возмутило ее до такой степени, что она заехала за Катей и предложила тоже вдвоем, без мужиков, отправиться в их любимое кафе Маргарита, на что та с живостью согласилась. У каждой из них на душе скребли кошки, у каждой свои, дети были в отъезде, кто где: Таня – у бабушки в Ульяновске, а Ираклий – под Тбилиси у своей бабушки, и эта увеселительная поездка оказалась просто совершенно необыкновенным и чудесным экспромтом. Тамара, как всегда, была на своей старенькой Тойоте, которую она знала, куда можно приткнуть, в той части центра, где находилось кафе Маргарита.
В то их памятное посещение Маргариты весь вечер «на арене» был Костя, который, как обычно, играл на своей скрипочке и веселил публику, но как-то довольно вяло и уныло, не как всегда, так показалось им обоим. В этом кафе они считались уже завсегдатаями, но обычно они здесь были в больших компаниях и обязательно в сопровождении своих кавалеров. При первом появлении нового посетителя кафе, Костя обязательно брал его в оборот и каким-то образом ненавязчиво вынуждал петь под его скрипку какую-нибудь очень известную песню. Катя сюда попала с Мартином в свое время гораздо раньше Тамары и была проверена Костей на исполнение, как и все новички. Ее исполнение, по-видимому, напомнило Косте сходную сцену с караоке из фильма «Свадьба лучшего друга», подумалось тогда Кате, потому что после ее своеобразного соло, он ее уже больше не вызывал на подобный подвиг. А вот с танцами было совсем другое дело, танцевать она любила, и он оценил этот ее дар, каждый раз подталкивая на танец, но танцы там устраивались очень редко за неимением места и наличием большого числа посетителей. В этот раз все больше пели хором, без соло и танцев, Костя был не в ударе и на соло никого не подвигал, а его напарник не обладал такими организаторскими способностями, как он. Зато Тамару в этот вечер очень тянуло на подвиги, и к закрытию кафе, когда их вдруг осталось не так много в зале, она вдруг разговорилась с Костей и даже пригласила его за их столик.
Она вдруг в порыве откровения поведала ему, что у нее тоже есть свое кафе, пусть очень маленькое, и не на престижных Патриарших прудах, а всего лишь на Павелецкой, и без живой музыки. Но тем не менее кафе находится тоже в центре, и как-никак это все еще был ее собственный бизнес, в целесообразности которого она стала часто сомневаться за последнее время. Костя вдруг тоже разоткровенничался, что ему изрядно надоела «эта еврейская диаспора», которая ничего не понимает в настоящем искусстве, которую интересуют лишь собственные доходы, и что он вообще хочет «свалить» отсюда. Было не совсем понятно, толи из кафе Маргарита, толи вообще из страны, но это было уже и не важно, потому что вдруг после красного вина у всех резко улучшилось настроение. Они довольно оживленно общались, выпили еще все вместе перед уходом Кинзмараули, и уже втроем, весело шутя и перебрасываясь остротами, направились к Тамариной Тойоте. Костю Тойота умилила, он вспомнил про подобную марку у Мартина, только красного цвета, с которым ему тоже довелось, по-видимому, не раз пообщаться и о котором они тоже слегка поострили. А Тамара, хоть и будучи под кайфом, лихо предложила его подвезти, как это не раз проделывал Мартин, будучи уже изрядно выпивши, чем привела Костю в еще больший восторг, и он с удовольствием принял это приглашение, хотя жил где-то здесь же неподалеку, на Бронной. Потом он поведал своим развеселившимся спутницам, что вообще начинал свою карьеру в Большом театре после окончания Московской Консерватории, а теперь вот в скоморохах ходит, но его бы это вполне устраивало, если бы еще платили достойно. Катя его заверила, что о таких скоморохах любое кафе или даже ресторан может только мечтать и что он – главная составляющая этого кафе. Вскоре Тамаре по мобильному телефону стал настойчиво звонить Осман и ревниво вызнавать, где она и с кем, почему не дома или не на работе. Потом оказалось, что они с Мартином тоже где-то поблизости, в районе Пушкинской, после чего Костя тут же ретировался, по-видимому отправившись домой, на том и завершилась их веселая вылазка.
Катя вскоре уехала с Мартином и дочерью куда-то в одну из Скандинавских стран на постоянное место жительство, а Тамара совершенно неожиданно познакомилась с англичанином Полом, и чтобы окончательно положить конец своим отношениям с Османом, вскоре вышла за Пола замуж. Магазин, который она все-таки приобрела по настоянию Османа, ее совершенно не радовал, в деньгах она выиграла, но в чем-то другом явно потеряла. Пол был гораздо старше ее, но, понаблюдав за, казалось, безоблачными отношениями между Катей и Мартином, она для себя решила, что такой вариант будет лучшим для нее и для сына во всех отношениях. Ведь более надежно быть замужем за «папиком», и ощущать все время отеческую заботу и определенную мудрость, чем размениваться на легкомысленных или зомбированных ровесников. Да и устала она тоже изрядно полагаться только на себя, принимать самой все решения, успевать везде, да и сыну все-таки было бы лучше с мужчиной в доме. Через два года они тоже переехали на Запад, когда у Пола закончился контракт с его британским посольством, где он, как в результате оказалось, работал строителем, и он вернулся с молодой женой и еще одним сыном, в добавок к двум уже имеющимся от первых двух связей ребятам, к себе на Родину.
Западная жизнь далась Тамаре тоже нелегко, как и московская. Все оказалось совсем не так, как виделось из России, и Пол оказался уже не тем рубахой-парнем, который легко тратил деньги в Москве на всякие увеселительные мероприятия для нее и Ираклия. Здесь он принялся считать каждую копеечку, вернее каждое пенни, чем приводил Тамару иной раз в полное замешательство. Уже в Англии осознала она, насколько никчемны ее познания английского языка, несмотря на Самарский пединститут и приличный опыт общения с Полом и тем же Мартином. Пришлось опять сесть на учебную скамью под нескончаемые упреки, казалось бы, обожаемого ее мужа, который не мог понять, почему она сразу же не может пойти и преподавать русский язык или воспитывать первоклашек. По ее версии в Москве, когда она познакомилась с ним, чтобы избежать лишних вопросов, она представилась преподавателем начальных классов, говорить о своем маленьком бизнесе ей было почему-то не с руки. Тем более с самого начала она его не совсем правильно поняла, предположив, что он работник посольства и важный чиновник там, а сложивший стереотип о торгашах в Москве общеизвестен. С одной стороны это было враньем с ее стороны относительно своей занятости, с другой стороны – чистой правдой, потому что ее трудовая книжка за небольшое вознаграждение все эти московские годы лежала у знакомого завуча в школе, которая еще по совместительству отвечала и за кадры. Стоило это совсем недорого, а сослужило в итоге добрую службу в будущей ее педагогической карьере на цивилизованном Западе. Объяснять все тонкости столичного бытия грузинки с купленной московской пропиской и другими отступлениями от закона иностранцу, конечно же, она не стала и даже не пыталась загружать его лишней информацией. Он бы все равно не понял или не поверил, а лишние вопросы ей были совершенно не нужны да и могли в определенной степени повредить в последствии.
Короче говоря, ей пришлось в первые два-три года приложить невероятные усилия, чтобы соответствовать тому мифу, который из разных практичных соображений был ей создан еще в Москве. Но природная смекалка спасла ее и в этот раз, хоть и стоило ей вся ее адаптация невероятных усилий: она потеряла 20 килограмм в весе, превратившись из несколько кругленькой Тамары в импозантную худощавую, субтильную Тому. Такое имя проще давалось для воспроизведения англичанам, да и звучание полного ее имени казалось ей несколько провинциальным и чересчур цыганским или грузинским. Муж оказался совсем не тем, каким ей представлялся с самого начала, не таким заботливым и бескорыстным, хотя в Москве по утрам он приносил ей кофе прямо в постель, покупал продукты и одежду в Стоккмане, а квартиру они снимали в престижном районе у Донского монастыря. Его «посольская» зарплата по тогдашним московским меркам была очень приличная, просто сказочная, не важно, что был он рабочим-строителем. В Англии у него оказался совсем иной образ жизни, каждый вечер сопровождался походом в местный паб, встречей с друзьями-собутыльниками, одним словом, все было совсем не так, как представлялось Тамаре из России. Главные же разочарования пришли не только с его бесконечными упреками о затянувшейся учебе в колледже, но и с реальным трудоустройством немного позже. Она вообще не предполагала, что ей придется работать в Англии, думала, что он ее обеспечит всем и вся, но человек предполагает, а бог располагает. Ей надо было быстро реагировать по обстановке, тем более, много вопросов было связано с дальнейшей судьбой Ираклия. В планы Пола совсем не входило давать высшее образование чужому ребенку, то есть сажать, по его мнению, иждивенца себе на шею на пять, а то и шесть лет. Он и своим-то сыновьям считал, что оно ни к чему, деньги можно было заработать и строителем или другими рабочими специальностями, одно лишь баловство это образование, вернее оно просто, с его точки зрения, было за ненадобностью.
Несмотря на Тамарин российский диплом педагога и бухгалтерские курсы при местном колледже, а также, несмотря на ее природную сноровку и крайнюю осторожность и ставшую привычной способность легко приспособиться к новым условиям жизни, найти работу оказалось чрезвычайно сложно. Она прошла 180 интервью, прежде чем судьба смилостивилась над ней и предоставила эту возможность трудоустройства при том же колледже, где она сама учила язык и западную бухгалтерию. Здесь видимо успели привыкнуть за три года к ее грузинско-русскому акценту, поэтому не так болезненно реагировали на него. В другие же места, куда она приходила на интервью по трудоустройству, выходило все по старому русскому анекдоту: стоило ей открыть рот и сказать английское «Здравствуйте!» ей почти тут же отвечали «До свидания!», услышав ее произношение. В своем колледже, куда ее взяли на пробу скорее из жалости и благодаря ее веселому нраву, работать приходилось по двенадцать часов в сутки, не беря во внимание дорогу. Уходила из дома в восемь утра, а возвращалась не раньше девяти вечера. Но работа в кафе закалила ее, и она постепенно втянулась и в новый ритм жизни, правда муж и сын оказались совсем заброшенными.
У Пола к тому времени, наоборот, дела пошли не так гладко, как ему хотелось бы, он винил во всем почему-то реформы Маргарет Тэтчер, хотя Тамаре его объяснения казались полной чушью, да и она к ним не особенно и прислушивалась. Он стал много пить после того, как потерял работу в строительной компании и вскоре после этого потерпел фиаско с собственным предприятием, которое он пытался организовать вместе с братом. Чем больше он пил, тем больше поднималось в нем глухое раздражение на иностранцев, которые «понаехали тут» и забирают их законные рабочие места, все чаще он стал срываться на жену и на приемного сына которые тоже были своего рода потенциальными конкурентами. В конце концов, Тамаре иной раз даже приходилось искать убежища в местном шелторе от его бесконечных упреков и придирок, а иной раз и необузданного гнева. О том, чтобы заводить второго ребенка, девочку, о которой она не переставала мечтать с прошлой своей беременности, даже и речи быть не могло. А, в конце концов, после истории с очередной разбитой машиной, которую они только что приобрели в кредит на ее деньги, и он разбил, сев за руль после изрядной доли пива, она решила подать на развод. Ираклий к тому времени уже учился в местном университете, и терять ей, в сущности, было нечего, кроме «своих цепей»: упреков и все более затягивающихся запоев со стороны Пола.
Поздней весной 2009 года она получила очередную весточку от Кати, которая с Мартином уже побывала у нее в гостях в самом начале ее пребывания в Англии, зимой 2002 года. В их затянувшемся разговоре по скайпу та настойчиво приглашала Тамару посетить их на юге Швеции, где они жили теперь. Именно туда проказница-судьба, оказывается, занесла ее с Мартином в итоге их довольно длительного пребывания на Западе. Для Тамары это была определенная удача, так как денег на полноценный отпуск было совсем мало из-за разбитой машины, а выехать куда-нибудь, чтобы отдохнуть и развеяться все-таки очень хотелось. Да и с Катей тоже очень хотелось повстречаться и поделиться впечатлениями о новой, западной жизни, посмотреть своими глазами, как она в ней обустроилась. Каково же было ее удивление, когда она, приехав, узнала, что Катя со всеми своими московскими высшими образованиями и полученным к ним еще и шведским сидит без работы вот уже два года. Правильнее было бы сказать, что она ищет работу два года, просидев на учебных деньгах все эти годы по настоянию Мартина. Для Тамары безысходность положения подруги была очевидна. Ведь если уж у нее самой были проблемы с трудоустройством шесть лет назад, то найти работу чужестранке, женщине, да еще уже давно не бальзаковского возраста (Катя была старше Тамары на десять лет), да без опыта работы на Западе во время экономического кризиса было просто невозможно. Так считала она, хотя интересная совместная жизнь с веселым Мартином, вероятно, с лихвой компенсировала многие другие потери, в том числе и эту. Время визита пролетело быстро, весело и с пользой. Мартин, узнав о Тамарином разводе и ее укрепившейся с годами мечте о девочке, о которой она теперь все время говорила, стал во все лопатки искать ей подходящего жениха по британской газете «Гумитри», аналога российской «Из рук в руки». Он так зазывно составил объявление, что, не смотря на все его орфографические ошибки, на Тамару довольно быстро обрушился целый шквал писем от одиноких английских и не английских мужчин, мечтающих о «petite femme et petite fille», так Мартин охарактеризовал ее саму и ее маленькое желание. В результате он выбрал для нее наиболее практичный и выгодный на его взгляд вариант с недвижимостью во Франции, куда тут же умудрился очень дешево купить билеты и отправить полуживую от неожиданной развязки ее мечтаний и не успевшую еще ничего осознать Тамару.
Осознание и сомнения пришли только в самолете над Пиренеями. Англичанин оказался внешне довольно привлекательным, но одного с ней роста, что Тамаре сразу не понравилось, так как ей всегда нравились высокие или, по крайней мере, средние мужчины. Но он был заботлив, предупредителен, вежлив и не нахрапист, что ее успокоило сначала, а потом опять-таки несколько насторожило и встревожило. Приключение в любом случае оказалось занятным, но она ожидала несколько другого «принца» своей мечты, более состоятельного и статного. И хоть потом она и слетала к нему еще раз в конце лета, но разделить судьбу она отказалась: не хотелось менять привычный уклад жизни и отдавать последние лучшие годы жизни небольшой гостинице в богом забытом месте пусть французской, но глубинки. В Англии она не переставала удивляться, как другие многие из ее новых более молодых подруг из постсоветского лагеря без каких-либо образований и без какой-либо работы и напряга «отхватили» себе мужиков с деньгами и домами. В глубине души ей хотелось нечто подобного, и чтобы все было «по-честному», как представляли ей дело эти ее новые подруги в Англии. В их трактовке это означало, что раз они дарят свои молодые прекрасные тела отвратительным престарелым западным Донам Жуанам, то пусть они за это и платят на всю катушку. Как ни цинично это звучит, но ей такой практичный подход стал все больше и больше нравиться, а на ум стали приходить все более и более «здравые» решения всех ее мечтаний и многочисленных проблем, чем какая-то непонятная недвижимость в средней Франции. Каждый сам, в конце концов, выбирает себе дорогу, по которой идти, и как бы ни сложилась дальнейшая судьба нашей героини, всегда найдутся критики, завистники или же просто наблюдатели, кто ее осудит или позавидует даже теперешнему ее положению, а кто-то проникнется и поймет всю тяжесть ее непростой судьбы. А автору этого рассказа было всегда жаль свою героиню, потому что ей так и не довелось испытать того огромного, всепоглощающего и опьяняющего чувства настоящей любви и веры в любимого человека.