***

Александр Пахнющий
Не люблю незнакомое поле и дикую чащу,
а особенно  —  ночью, в туман или в хмурую пору:
если нет откровенного склона с горы или в гору,
то не выйти из этого места. Неведомый пращур

развивался лениво-податливо, ассиметрично,
и поэтому шаг моей левой короче, чем правой.
На пути те же кочки и камешки, ветки и травы,  —
я как-будто привык к ним. И страшно, поскольку  —  привычно.

Обречённость хождения в круге и есть обречённость:
ни шеста, ни верёвки, которые чертят границу...
Есть безволье упасть, но нет мужества остановиться:
страх сильнее рассудка, бояться  —  нелепая склонность...

Круг становится Уже по мере того, как усталость
загоняет в конфликт полушария мозга и зада.
Можно встать и идти, можно даже ползти, если надо,
только радиус меньше, чем прежде, и меньше  —  осталось...

Безысходность спирали гнетёт диафрагму до рвоты,
остаются правее знакомые ориентиры...
Так, наверно, созвездия падают в чёрные дыры,
или мусор, сносимый течением,  —  в водовороты.

Состоянье похоже на то, когда в грязном конверте
получаешь повестку, с которою некуда деться:
связки forte теряют, и в горле болтается mezzo,
очень хочется жить, но нельзя отвертеться от смерти.

Может главный программер, исче;рпав возможность ветвленья,
выдаёт подсознаью пиратскую чёрную метку,
но, пока оформляет досье и всё ту же повестку,
держит в круге, подобно дерьму же своё же творенье.