Не люблю незнакомое поле и дикую чащу,
а особенно — ночью, в туман или в хмурую пору:
если нет откровенного склона с горы или в гору,
то не выйти из этого места. Неведомый пращур
развивался лениво-податливо, ассиметрично,
и поэтому шаг моей левой короче, чем правой.
На пути те же кочки и камешки, ветки и травы, —
я как-будто привык к ним. И страшно, поскольку — привычно.
Обречённость хождения в круге и есть обречённость:
ни шеста, ни верёвки, которые чертят границу...
Есть безволье упасть, но нет мужества остановиться:
страх сильнее рассудка, бояться — нелепая склонность...
Круг становится Уже по мере того, как усталость
загоняет в конфликт полушария мозга и зада.
Можно встать и идти, можно даже ползти, если надо,
только радиус меньше, чем прежде, и меньше — осталось...
Безысходность спирали гнетёт диафрагму до рвоты,
остаются правее знакомые ориентиры...
Так, наверно, созвездия падают в чёрные дыры,
или мусор, сносимый течением, — в водовороты.
Состоянье похоже на то, когда в грязном конверте
получаешь повестку, с которою некуда деться:
связки forte теряют, и в горле болтается mezzo,
очень хочется жить, но нельзя отвертеться от смерти.
Может главный программер, исче;рпав возможность ветвленья,
выдаёт подсознаью пиратскую чёрную метку,
но, пока оформляет досье и всё ту же повестку,
держит в круге, подобно дерьму же своё же творенье.